Путь страсти
Шрифт:
В тот же самый вечер, чуть позже, Шон, укрывшись в гостиной, внимательно рассматривал меч. Коннор во весь рост вытянулся на полу, старательно делая вид, что смотрит телевизор. Лайам в этот вечер работал в баре, а Ким — после жаркого спора — было позволено отправиться туда вместе с ним. Сам Лайам предпочел бы, чтобы Ким осталась дома — в баре становится небезопасно, твердил он. Однако Ким настояла на том, что пойдет с ним — чтобы он не наделал глупостей. Например, не нарвался на пулю, сердито пояснила она.
В конце концов, поворчав, Лайам неохотно сдался. Потом отвел Шона в сторону и шепотом попросил его
Меч выглядел точно так же, как обычно. Когда-то, в незапамятные времена оборотень по имени Найалл О'Коннелл и его подруга, в чьих жилах текла кровь фэйри, вместе выковали его — кузнец Найалл вложил в меч все свое искусство, а она наложила на клинок старинное заклятие, известное одним только фэйри.
И вот сегодня Андреа, полуоборотень-полуфэйри, воспользовалась магией меча, подчинив ее своей воле. Шону внезапно вспомнилось изумленная физиономия Эли, когда до кузена внезапно дошло, что он не умрет… во всяком случае, не сейчас.
Что же все-таки сделала Андреа? Когда они возвращались в Остин, она ни словом не упомянула об этом, сидела, словно набрала в рот воды. Дилан тоже предпочел помалкивать. И хотя отец не мог не радоваться, что Эли остался жив, однако по его хмурому лицу Шон видел, что ему до сих пор не дает покоя то, чему он стал свидетелем. Шон и раньше обращал внимание, что Андреа в присутствии отца заметно нервничает, поэтому возвращение домой вышло совсем не таким веселым, как он надеялся.
По дороге в город оборотней они высадили Дилана у дверей бара, а сами поехали домой. Оставшись одни, оба почти не разговаривали. Молчал Шон, молчала и Андреа. Возле дома Андреа стащила с себя его куртку, сунула ее в руки Шону и побежала к себе.
Куртка до сих пор хранила ее запах. Шон уже решил, что возьмет ее наверх, в спальню, положит на кровать, чтобы простыни пропитались ароматом ее тела. А потом, когда он ляжет спать, может быть, она приснится ему… и, возможно, на ней не будет ничего, кроме этой самой куртки и туфель на высоком каблуке. Он даже зажмурился, заранее предвкушая это зрелище.
Кто-то подошел к задней двери. Шон с Коннором мгновенно насторожились, однако, узнав знакомый запах, успокоились. Повесив меч на прежнее место, Шон отправился на кухню.
— Отец.
Крепко обняв сына, Дилан привычным жестом прижал его к себе, потом полез в холодильник за «Гиннессом».
— В доме найдется для меня местечко? — ворчливо поинтересовался он.
Шон, прислонившись к барной стойке, смотрел, как отец потягивает пиво.
— Конечно, о чем разговор? Но, если честно, я считал, что ты переехал к Глории. Разве вы не решили жить, вместе?
Обычно суровое лицо Дилана просветлело, по губам скользнула усмешка.
— Разве, имея дело с Глорией, можно быть в чем-то уверенным? А?
— Это ты мне скажи, — хмыкнул Шон.
В глазах Дилана внезапно мелькнула боль. Поспешно отведя глаза в сторону, он снова поднес к губам бутылку.
— Я любил твою мать,
Шон пожал плечами. Они уже сто раз обсуждали это — Шон и Дилан, Дилан и Лайам.
— Знаю, что любил, отец. Но, насколько я помню маму, она не хотела бы, чтобы ты заживо похоронил себя… ведь прошло почти пятьдесят лет, как она умерла. Она бы сказала: «Эй, да что с тобой, приятель? Плюнь на все и наслаждайся жизнью!»
Уголки губ Дилана дрогнули в улыбке.
— До чего же ты похоже это сказал! В точности как твоя мать! Забавно… то же самое постоянно твердит мне Глория.
— Ну, вот и послушай ее, — буркнул Шон.
Дилан снова уставился на бутылку.
— Это не так легко, как ты думаешь, сынок. И никогда не будет легко. — Он со стуком поставил бутылку на стол. — Впрочем, я пришел не для того, чтобы это обсуждать, Шон. Я хотел поговорить о тебе.
— Иначе говоря, об Андреа, — сухо поправил Шон.
— Об Андреа и о тебе. О вас обоих. — Синие, как у сына, глаза Дилана стали серьезными. — Ты предложил ей стать твоей подругой — это было доброе дело, сынок, так ей было легче освоиться в чужой стае. Но она не просто оборотень, Шон. И я пришел поговорить не о том, что она сегодня сделала для Эли.
— Я так понимаю, тебя волнует не то, что она наполовину фэйри.
Дилан угрюмо кивнул.
— Мне и раньше доводилось встречать оборотней, в жилах которых текла кровь фэйри. Но Андреа не похожа ни на оборотней, ни на кого из полукровок, потомки они фэйри или кого другого, — проворчал он. — Во всяком случае, она не такая, как все, кого я знаю. Вдобавок она не доминантная самка. Глория занимает не слишком высокое положение в стае, а Андреа в иерархической лестнице стоит и того ниже. Hо при этом она ведет себя как альфа!
— Ничего подобного! — вспыхнул Шон.
Альфы, прирожденные лидеры, среди самок встречались исключительно редко. Им, как правило, приходилось постоянно сражаться, чтобы отстоять свое положение в стае, ведь даже те самцы, которые стояли неизмеримо ниже их, только и дожидались удобного момента, чтобы занять их место. Шону доводилось встречать нескольких альфа-самок — и он до сих пор не мог без дрожи вспоминать об этом. Своей свирепостью и беспощадностью они могли поспорить с любым альфа-самцом. Любая из них, не задумываясь, вырвала бы сердце из груди любого, кто осмелился бы просто глянуть в ее сторону. Самец, вздумавший связаться с альфа-самкой, должен постоянно держать ухо востро, чтобы вовремя унести ноги.
— Я не это имел в виду, — догадавшись, о чем подумал сын, терпеливо сказал Дилан. — Нет, Андреа не альфа. Но при этом, заметь, она ведет себя так, словно ей наплевать, что о ней думает альфа. Похоже, ее это вообще не волнует. Когда Глория привела ее домой, Андреа подошла ко мне и посмотрела мне прямо в глаза, представляешь?! Она не пыталась избежать моего взгляда, не напустила на себя покорный вид. И ее поведение не было ни бравадой, ни вызовом — ей банально было наплевать, А ведь Глория до сих пор с трудом выдерживает мой взгляд — даже после всех этих лет, что мы с ней вместе. А Андреа — другое дело. Кстати, то же самое и с тобой, верно? Смотрит тебе прямо в глаза — и ухом не ведет. Такое впечатление, что она понятия не имеет об иерархии в стае… как будто она не одна из нас. Или ей просто нет до этого никакого дела.