Путь страсти
Шрифт:
— О! — Андреа обернулась к Глории: — Дай мне ключ.
Глория вызывающе сложила руки на груди.
— А ключа нет! — бросила она.
— А это на что? — Андреа продемонстрировала руки. — Хотя… Шон, может, поможешь?
Наручники были обычные, такие, какие используются в полиции, — детская игрушка для оборотня. Шон просунул пальцы между стальным кольцом и запястьем, рванул, и стальное кольцо порвалось, как бумажное. Потом он проделал то же самое со вторым кольцом — Фионн, судорожно вздохнув, принялся поспешно стаскивать с рук перчатки.
—
Фионн послушно протянул обе руки — на обоих запястьях красовались багрово-красные отметины. Стальные наручники прожгли ему кожу, несмотря на перчатки.
Зажмурившись, Андреа накрыла ладонью его руки и призвала на помощь магию. Послышалось слабое гудение, и она увидела, как вокруг запястий Фионна образовалось нечто вроде спутанного клубка раскаленных нитей — касаясь его кожи в тех местах, где остались ожоги, они мгновенно чернели и обугливались. Но аура, окружавшая его тело, поразила Андреа — ощущение было такое, словно все его тело покрыто сверкающим панцирем, сотканным из света и серебра.
Нечто подобное Андреа ощущала и в себе. Она попыталась коснуться нитей, обвивавших запястья Фионна, и они потянулись к ней, словно почуяв что-то знакомое.
Даже не оборачиваясь, она чувствовала за спиной присутствие Шона — магия меча мощным потоком пронизывала его с головы до ног, и Андреа мысленно потянулась к ней и к Шону, взывая о помощи, ведь теперь они были связаны неразрывными узами.
И это были не просто слова — теперь она видела, как между их сердцами протянулась нить — крепкая золотая нить, связавшая их навеки.
Раны на запястьях Фионна затягивались на глазах. Когда Андреа открыла глаза, ожоги бесследно исчезли, а Фионн, вытаращив глаза, изумленно разглядывал ее с таким видом, словно видел впервые в жизни.
Серебряные нити, исходившие от него, все еще опутывали ее, словно пытаясь нащупать в ней что-то смутно знакомое…
— Я вижу это… вижу присутствие твоей ауры в моей, — пробормотала она. — Твоей… и ауры моей матери.
— Конечно, дитя. — Черные глаза фэйри казались бездонными. — Это ведь естественно.
Он был частью ее самой — как она была частью его. Она — плод любви этого надменного, закаленного в битвах воина и женщины из рода оборотней.
На глаза Андреа навернулись слезы. Наконец-то после долгих лет стыда и унижений она знала, кто она такая. Теперь она принадлежала им обоим — воину-фэйри, сжимавшему ее руки в своих, и высокому оборотню, безмолвно стоявшему у нее за спиной, чьей подругой она стала.
«Моя подруга. Моя…»
Содрогнувшись в последний раз, Шон выкрикнул ее имя, с наслаждением вдохнул аромат ее тела. Андреа тоже закричала, извиваясь под ним, — эти крики сводили его с ума.
Шон молча осыпал ее поцелуями. Он как будто на время утратил дар речи, но нисколько не сожалел об этом. Сейчас ему хотелось только одного — целовать ее, ласкать, раз за разом все глубже входя в ее покорное тело.
Ее губы были мягкими, глаза в лунном
Шон посмотрела на Андреа — она была такая тоненькая, изящная… а сам он не чувствовал ничего, кроме дикого, почти животного желания. Он уже излил в нее свое семя, но плоть его вновь окаменела. Шон скрипнул зубами — мышцы Андреа непроизвольно сжались, сдавив его плоть, и он понял, что вновь готов к соитию.
— Что с тобой? — Андреа осторожно коснулась его щеки.
Хриплое рычание вырвалось из его груди, и Шон почувствовал, что снова обрел способность говорить.
— Я оказался внутри твоего восхитительного тела… что, по-твоему, я должен чувствовать?
— Что сходишь с ума от желания?
— Будь я проклят… так и есть!
— Говоришь в точности, как Эллисон.
Шон заскрипел зубами:
— Не вздумай сравнивать меня с этим жалким волколаком — да еще когда мы занимаемся любовью!
Андреа рассмеялась. Эта ее манера дразнить его когда-нибудь сведет его в могилу.
— Ты такой простодушный…
— Ты моя! Моя подруга! Значит, я буду любить тебя до самой смерти.
Соблазнительно улыбнувшись, Андреа пощекотала ему спину.
— Знаешь, а я видела их… я имею в виду узы, соединившие нас. Когда пыталась исцелить отца.
Шон замер, чувствуя, как сердце глухо заколотилось в груди.
— Ты видела?!
— Не знаю… не уверена. Но по-моему, видела. Знаешь, благословение — это не просто слова или древняя традиция, это нечто реальное — Всевышний действительно связал нас невидимой нитью.
— Правда?
— Правда. — Андреа ласково взъерошила ему волосы.
— Выходит, ты теперь тоже «истинно верующая» — вроде тех оборотней, что одеваются исключительно в белое и весь день напролет медитируют посреди круга из камней?
— Ну уж нет! У меня и без того полно дел!
— Это уж точно. Коннор нам всю плешь проест, пока не убедится, что мы намерены в скором времени обзавестись потомством.
— Ты мечтаешь о детях? — В голосе Андреа слышалось сомнение. — Но я ведь не бастет. Наш ребенок появится на свет похожим на человеческого детеныша, и мы даже не будем знать, в чью породу он пошел, в твою или мою. И вдобавок в нем будет что-то от фэйри, — засмеялась она.
— Знаю. Будет… ээ-э… забавно увидеть, каким он станет, наш малыш, — Шон потыкался в нее носом, с наслаждением вдохнул ее запах. — Но… да, ты права, я хочу детей. Наших с тобой детей.
Однако беременность для женщины-оборотня несла с собой смертельную опасность. От страха у Шона свело живот. Он твердил себе, что сейчас все стало намного проще, что медицина ушла далеко вперед, да и сама Андреа как-никак обладала даром целительства. Но он слишком много раз видел, как женщины умирали, пытаясь дать жизнь детенышу, чтобы не волноваться об этом.