Путь тени
Шрифт:
"Мечты! Отнимая все остальное!" "В земном мире ничего не дается просто так. За все приходится платить. Каждый сам решает, покупать или нет. Главное, чтобы цена не превышала ту, которую готовы заплатить. Впрочем, что я тебе объясняю? Ты же торговка и знаешь все лучше меня".
"Когда купец не сходится в цене, он отказывается от покупки".
"Он торгуется".
"И если это не помогает, отступает".
"Только если не желает получить это больше всего на свете".
"Он хочет!
"Конечно".
"Значит, если я не захочу в этом городе ничего покупать…" "Что ж… Твое право… Вот что, девочка. Я вижу, ты боишься меня…" "Не тебя. Город".
"Город? Это глупо. Он – не более чем… Не более чем тень мечты. Нет, если ты кого-то боишься, то меня, а боишься, потому что не видишь. Оглянись. Я здесь, рядом".
И, действительно, стоило девушке чуть повернуть голову, как она увидела высокого стройного мужчину с длинными рыжими волосами и золотыми глазами, в которых поблескивали искорки света. Он был красив, но не живой, а какой-то не настоящей, нарисованной красотой. Черты лица совершенно правильны, лишенные хотя бы тени изъяна. Как и фигура. Само совершенство. В таких обычно влюбляются с первого взгляда. Ради таких, теряя голову, совершают безрассудные поступки…
"Видишь, – дав гостье время рассмотреть себя, продолжал он, – я совсем не страшный".
"Внешность бывает обманчивой… – Мати еще чуть повернула голову, чтобы видеть стену города. Да, она вынуждена была признать – Курунф действительно был удивительно красивым местом. Как назвал его служитель? Тень мечты? Но разве может быть тень у не имеющего плоть? Странно… Хотя… Что такое слова? – Мне доводилось видеть Куфу…" "И ты считаешь его самым прекрасным городом земли?" "Ты читаешь мои мысли?" "Мы говорим на языке мыслей, девочка", – всего лишь напомнил служитель, стараясь, чтобы его голос звучал как можно ровнее и спокойнее.
Но Мати… Сначала она покраснела, смутившись, затем побледнела от ярости.
"Мысленная речь и мысли – не одно и то же! Первое открыто для разговора, второе – тайна! Принадлежащая только мне! Мне одной!" "Ладно, ладно, хорошо! Раз ты так к этому относишься, я не стану читать твои мысли".
"Обещаешь?" – чуть прищуренные глаза девушки глядели на него испытующе настороженно.
"Зачем? Слово либо произносится, либо нет".
"Ты…"
"Называй меня…" "Я не спрашиваю твоего имени! – она не хотела его знать. "Лучше пусть он остается безымянным! Пока это так – чужак всего лишь чужак", – думала она.
– Ты говоришь на языке мыслей…" "Да", – с готовностью подтвердил горожанин.
"Значит, ты маг?"
"С чего ты взяла?" "Шамаш сказал, только наделенные даром знают этот язык".
"Ш-што ж… Это правильно… Но не совсем… Впрочем, если тебе так спокойнее, считай, что я – маг".
"Но ты говорил, что служитель
"Не Хранитель".
Мати нахмурилась.
"У вас что же, не один маг, а несколько?" "Ну… Ведь многие люди мечтают обрести этот дар".
"И ты мечтал?" "Девочка, – он широко улыбнулся ей, – в мои обязанности не входит мечтать".
"Обязанности?"
"Я слуга. И должен служить".
"Кому? Хозяину города?" "Да. Хозяину города", – подтвердил тот, но слушавшей его Мати вдруг показалось…
Это странно, но она была почти уверена: спроси она иначе, назови хозяина Хранителем, и горожанин качнул бы головой в знак отрицания. Но почему? Разве Хранитель не хозяин города? Или хозяин города может не быть Хранителем?
Мати уже хотела спросить, но почему-то в последний миг передумала, задав совсем другой вопрос:
"Чего ты хочешь от меня?"
Тот развел руками:
"Ничего", – и вновь улыбка. Не кривая, издевательская, совершенно обычная – открытая, веселая. Причем смеялись не только губы, но и его глаза. Придраться не к чему.
"И ты не станешь вынуждать меня войти в этот город? Не станешь убеждать, заставлять…" "Нет".
"Даже когда истечет срок действия заклятия?" "Ты свободна. Твоя дорога открыта всем ветрам. Куда хочешь, туда и иди".
"А мои спутники?"
"У них свой путь".
"Но я не могу уйти без них!" "Значит, тебе придется попытаться увести их".
"И ты… Ты позволишь мне?" "Никто не станет мешать. Единственное, не могу обещать, что те, о ком ты так печешься, сами не будут сопротивляться. Сама понимаешь, им придется уйти от своей мечты".
"Они и я – мы свои люди. И все, что происходит между нами – внутреннее дело каравана. Если никто не станет вмешиваться, мы как-нибудь все решим. Сами." "Как скажешь".
"И не спорь!" "Я и не собираюсь. О чем ты еще хотела спросить меня, девочка? Что еще тревожит твою душу и пугает сердце?" "Ты… Мой браслет. Ты ведь знаешь о нем. О том, что он защищает меня от действия вашего города".
"Знаю", – тот вновь улыбнулся, даже, казалось, шире, чем прежде.
"Я не стану его снимать! Даже если меня будут вынуждать сделать это!" "Не беспокойся об этом. Носи свое украшение сколько хочешь".
"Это оберег!" "Украшение. В нем нет силы. Он – не более чем знак. Знак того, что ты находишься под защитой…" "Губителя".
"Называй Его, как хочешь. Важно не как ты относишься к Нему, а как Он к тебе".
"Он ведь твой господин", – она смотрела на горожанина в упор, не моргая.
Какое-то время он молчал, глядя на собеседницу столь же пристально. В глубине его глаз тлели алые искры костра. Наконец, он кивнул: