Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)
Шрифт:
Юрий Ряшенцев
Легче облака и нежней
Спит в ладони моей твоя —
И эту ночь
ты не торопи.
Я не стою любви твоей
И прошу тебя снова я,
Прошу тебя:
"Лишь не разлюби!"
Ты единственный луч во тьме
В этом мире, что так жесток —
И я шепчу:
"Лишь не разлюби!"
Словно узник я, что в тюрьме
Нежный вырастить смог цветок —
Сорвав его,
ты не погуби…
Вдруг глянешь, не любя,
Скажешь,
"Это — насовсем…"
200.
И кто я без тебя?
Что я без тебя?
Что я — и зачем?..
Зачем?..
* * *
На этот раз мы устали конкретно. Даже толком не помню, как я уснул, зарывшись лицом в волосы Танюшки, пахнущие горячей сухой травой.
А проснулся от ощущения взгляда, заставившего меня сесть, схватившись за рукоять даги.
Танюшка спала рядом — на животе, подложив руки под голову. А Сергей сидел на камне возле моего оружия — спиной ко мне, его кожаная куртка была обёрнута вокруг пояса, солнце жарило его уже покрытую золотым загаром спину.
— Не дёргайся, я не смотрю, — не поворачиваясь, бросил он. — Мы вас почти потеряли.
Я оперся на камень возле него. Особого смущения не было — Сергей ведь мой друг, да и что такого мы с Танюшкой делали?
— Ну извините, — немного насмешливо ответил я. Сергей посмотрел на меня через плечо
и широко улыбнулся:
— До чего же у тебя сейчас довольная физия, ты бы видел.
Я коротко ткнул его кулаком — косточками — между лопаток; вернее — хотел ткнуть, но Сергей быстро извернулся и, взяв меня на излом, прижал спиной к камню, сказав с шутливой угрозой:
— Ти-хо.
— Пусти, — улыбнулся я. Мне было хорошо даже вот так лежать с вывернутой рукой и
смотреть в понимающие серые глаза дружка. — Оденусь.
— Одевайтесь, — Сергей спрыгнул по другую сторону камня и свистнул: — Эгей, они
идут! Нашлись!
Я присел на корточки рядом с Танюшкой. Она смотрела на меня из-под вздрагивающих пушистых ресниц с пляшущими на них золотыми искрами.
— Пора вставать? — она села, и мы немедленно поцеловались.
— Пора, Тань, — я посмотрел на разбросанную одежду, — и поскорей. Нас уже ищут.
— Я слышала Серёжку, — Танюшка зевнула, изящно прикрыв ладонью рот. — Уффф…
встаю!
— А может… — я ей подмигнул, — подождём вставать? Ещё разок, только быстро?
Танюшка закусила губу. Смерила взглядом непоколебимо-загорелую спину Сергея. Стрельнула в меня зеленью глаз:
— Давай, — шепнула она, — только теперь давай ты, как тебе хочется. Сам… О-о, вижу,
что ты можешь… сам.
И она прогнулась в моих руках назад — в поясе, раздвинув колени и бёдра и подаваясь ближе.
— Сергей, мы сейчас, — сообщил я. — Быстро. Наверное…
* * *
В ближайшие два часа мы так и не ушли с тех холмов — наверное, не только нам с Танюшкой довелось найти среди них что-то важное. Когда я сам пришёл в себя и ухитрился собрать рассеявшийся отряд, уже перевалило за полдень, и было ясно, что до лагеря Жюссо, о котором говорил Сергей, нам сегодня уже не добраться. Кое-кто вообще
Скрипеть мы всё равно продолжали, в том числе — и я сам. А прошли всего километра три — навстречу нам, перевалившим через холм, из олеандровой рощи высыпал отряд.
Я взмахнул рукой, и мои ребята рассыпались в цепь, девчонки отступили за их спины. Ирка, Валя и Танюшка деловито защёлкали затворами аркебуз. Джек с
201.
философским видом натянул лук. Колька снял с плеча ружьё — у него ещё оставалось две пули и одна мелкая дробь.
В отряде, вышедшем нам навстречу, было около десятка мальчишек. Они замерли напротив нас; у троих были аркебузы. Двое неспешно подкручивали пращи. От общего строя отделился черноволосый парень и, сделав несколько шагов, поднял вверх длинную, почти прямую саблю-эспадрон:
— Кто вы такие и чего вы хотите?! — он говорил по-английски, а я уже достаточно
хорошо понимал этот язык. — Если хотите схватки, то знайте — это наша земля, и мы будем её защищать!
— Это Франсуа, — прошептал Сергей, подходя ко мне. У него в руках оружия не было. —
Давай я поговорю? — я кивнул, и он, сделав два шага вперёд, махнул рукой: — Франсуа, это я, Серж, привет!
Сабля опустилась к ноге черноволосого француза.
* * *
Франсуа Жюссо со своим отрядом тоже не сидел на месте — просто зимовал на плоской вершине одного из холмов, в большом доме, плетёные стены которого были промазаны глиной, а боковыми столбами служили живые деревья. Четырнадцать парней, десять девчонок. До вчерашнего дня мальчишек было шестнадцать, но вчера вечером короткая, яростная схватка с захожими неграми унесла жизни двоих ребят. Негры свернули в холмы, не решаясь больше атаковать. Франсуа погнался за ними, но мы успели раньше…
Всё это Франсуа рассказал мне после обеда, когда мы сидели на тёплом ветерке в роще, у подножья холма.
— Сколько ты здесь? — поинтересовался я, ставя босую ногу пяткой на пень, на
котором сидел.
— Меньше года, — француз сыпанул мне руку сушёных яблок. — Я вообще-то был кадетом
военной школы, а попал сюда ещё с двумя нашими ребятами. Прибились к отряду франко-испанцев, с которым двинулись южным побережьем Европы на восток. В сентябре были аж в Крыму, где и попали неграм в зубы. Лидер отряда был убит, а я тогда сумел возглавить оставшихся в живых и прорвался "на волю". С остатками отряда добрался в Грецию, где и зазимовал, сам видишь.
— Неплохо вижу, — кивнул я и прислонился спиной к дереву. — Послушай, Франсуа… Ты
знаешь Нори Пирелли?
— "Мясника"? — Франсуа вытянул ноги и потянулся сам. — Который со Спорад? Знаю.
— Я хочу… — я оборвал себя и помолчал, потом заговорил иначе: — У меня был недолгий
знакомый, который мог бы стать моим другом. Он пытался прикончить Нори, но не смог, а этой осенью погиб сам… Я хочу сделать то, что не удалось ему.
Франсуа не удивился:
— А твои люди пойдут за тобой? Нори — не негры.