Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)
Шрифт:
— Не надо, оставь. Не всё ли равно, кто здесь… Могила и есть могила.
Сморч охотно поднялся с колена, убирая финку. Санек, не проявивший к могиле ни малейшего интереса, предложил все натаскать дровишек, а сам, нахально отказавшись от работы, полез сперва на холм, а потом — на самый высокий из дубов. Кажется — его захватила мысль, поданная Игорем. Кто-то из девчонок ближе к урочищу набрёл на чу-довищные россыпи грибов. Кроме того, они притащили кучу свежих молодых листьев за-ячьей капусты. Во всяком случае, жареные грибы (соль у Танюшки ещё была) с зеленью
Саня, как и следовало ожидать, спустился со своего насеста когда всё уже было готово. Но вёл он себя так, словно занимался единственно важным делом в то время, как все остальные Ваньку валяли.
— В общем — негров ваших нигде не видно, — заявил он, садясь к огню. — Зато Колька с Ва-люшкой волокутся, чего-то несут. Минут через двадцать будут здесь.
— Слава коммунистической партии, — выдохнул Игорь. Судя по всему, он и правда беспо-коился за сестру.
Наши охотники появились раньше, чем через двадцать минут — усталые куда боль-ше нашего, но довольные. Да и как же иначе — Колька тащил на плечах крупненькую косу-лю, уже выпотрошенную.
— Дичи — ещё больше, чем на прежнем месте, — восторженно докладывал он, усаживаясь возле огня. — Тут для охотников — рай!
Выяснилось, правда, что косулю убил не он, а как раз Ленка — одной пулей из аркебу-зы. Как она объяснила — убивать косулю ей было очень жалко, но сильно хотелось есть.
Её слова сопровождались сочувственными репликами. Косулю под шумок освежева-ли, оттяпали копыта и голову, после чего она перестала вызывать сочувствие и на имп-ровизированном вертеле была водружена над огнём. Затем все расположились у костра и довольно примолкли. Косуля шкворчала, капая жиром. Расставленные у огня котелки (они были у всех — оттуда же, откуда и оружие) побулькивали и пахли малиновыми лис-тьями.
50.
— А всё-таки здорово, ребята, что у нас кое-какие навыки есть, — довольно заметила Ир-ка Сухоручкина. — Иначе сидели бы мы на грибной диете и слушали, как у нас животы по-ют.
— Давайте и правда споём, — предложил Сергей, — пока косулька жарится. Чтоб заглу-шить животы.
Вокруг засмеялись. У нас петь любили не меньше и не больше, чем в любой турист-ской компании (другое дело, что у нас, в отличие от большинства таковых, имелся свой поэт — Игорёк Басаргин). Вообще это здорово — собравшись вечером у огня рядом с друзь-ями, ощутить себя действительно единой компанией, где один за всех и все за одного. А лучшего средства, чем песня, для этого нет. Не придумали пока…
Солнце садится за лес на востоке. Небо розовое, как неоновая лампочка. Вокруг хол-ма — уже ночь с её странными звуками и осторожной жизнью, не всегда понятной и вре-менами страшноватой. Но огонь горит, топлива запасено на всю ночь и больше, лица дру-зей вокруг, вкусные запахи расползаются, утверждая, что и здесь человек — хозяин. А ещё — это странное чувство, которое не передашь словами. Нет — не любовь, а… что-то та-кое ко всем, кто рядом, из-за чего они становятся самыми близкими в мире.
Даже если не вспоминать,
…Интересно, а те, чья могила — там, у подножья, в сгустившейся темноте — у них тоже были такие вечера?..
… - Как отблеск от заката,
Костёр меж сосен пляшет…
Ну? Что грустишь, бродяга?
А ну-ка — улыбнись!
И кто-то очень близкий
Тебе тихонько скажет:
"Как здорово,
что все мы здесь
сегодня собрались!"
Допели… Помолчали… Ленка Черникова со смехом спросила Игоря:
— Басс, ты "Зверя Кикизела" ведь дописал? Окончание прочитай, а?
Все оживились, посыпались просьбы. Игорь не стал ломаться — взмахом руки уста-новил тишину, сделал серьёзное лицо…
… - Сучья жареные трещали
И стонали голодные дети:
"Ах, как хочется есть, Ванюша!"
"Хлеба нет ни куска, Надюша!"
Тут подходит к ним Зверь Кикизел.
Говорит он им: "Здравствуйте, дети!
Что в лесу этом вы потеряли,
Среди нечисти дикой и злобной?"
"Здравствуй-здравствуй, товарищ Мясо!!!" —
Закричали голодные дети —
И набросились, и сожрали,
Только-только чуть-чуть обжарив…
…Вот идут тропинкой волки да лисы.
Несут бабке обгорелые кости.
Вот идут и дорогой рыдают:
"Ой зачем ты гулял по лесу, Кикизел?!
Аль не знал, кого в чаще ты встретишь?!
Пионерия — наша сила!
Пионерия — наша слава!
51.
Пионерия — наши дети!
Наши лучшие дети на свете!"
— Программа "Взгляд", — оценил Вадим, когда все просмеялись, после чего на редкость гнусным голосом проревел первые строчки из наутилусовской "Хлоп хлоп" — раньше, чем Наташка Крючкова заткнула ему рот.
Наташка Мигачёва попросила, тыча в косулю коротким ножом:
— Олег, может, ты чего-нибудь прочитаешь?
Нельзя сказать, чтоб у нас собрались такие уж любители стихов. Но как я читаю, слушать любили — если исключить тот случай, когда я на спор с только-только появив-шимся у нас Андрюшкой Альхимовичем читал стихи два с половиной часа без перерыва и остановился только после коллективных настойчивых просьб и угроз применить ко мне физическую силу.
На этот раз все одобрительно промолчали. Я поднялся, ощущая некоторое подёр-гиванье внутри, как всегда, когда мне надо было читать стихи — и, ещё не поднявшись до конца, уже решил, что буду читать "Молитву".
Булат Окуджава.
Пока Земля ещё вертится,
Пока ещё ярок свет,
Господи, дай же каждому,
Чего у него нет:
Умному дай голову,
Трусливому дай коня,
Дай счастливому денег…
И не забудь про меня.
Пока Земля ещё вертится —
Господи, твоя власть!
–
Дай рвущемуся к власти
Навластвоваться всласть.
Дай передышку щедрому
Хоть до исходя дня…
Каину дай раскаянье…
И не забудь про меня.