Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)
Шрифт:
РАССКАЗ 5
ДОРОГА
У похода есть начало —
А конца походу нет.
Мы прошли дорог немало,
Но
Туристская песня
84.
* * *
Я читал рассказы Паустовского про Мещёру и мне она нравилась заочно. Я даже подумывал подбить ребят на поход в те места.
Теперь и подбивать не пришлось. Мы трети сутки шли по этой красоте. Пейзажи отличались только степенью заболоченности — от "по щиколотку" до "по грудь". Были, впрочем, ещё места, где через таинственные, полные тёмной торфяной и очень тёплой водой протоки приходилось переправляться вплавь. Для меня это было мучительно — хо-тя плавать и оказалось несложно, но я это так и не полюбил.
Со вчерашнего вечера шёл дождь. Ночь мы кантовались на каком-то относительно сухом пятачке — в смысле, в болото ложиться не пришлось. Во сне все пригрелись друг о друга под наваленными одеялами, но стоило пошевелиться — вновь наваливался сырой хо-лод, от которого сперва просыпались, а потом, замучившись, перестали, но и во сне по-нимали: плохо, холодно, неудобно! Досаждали комары — это когда уже проснулись. Кос-тёр развести оказалось невозможно, вяленое мясо подёрнулось плесенью. Его жевали, ме-ланхолично отплёвываясь. Обувь, одежда — всё было сырое, я с трудом заставил не то что всех — себя самого вычистить оружие. Сталь ржавеет без ухода…
Потом — опять волочёмся по заболоченным километрам, которых тут на всех хва-тит. И то ополье у Волги, которое казалось концом света, сейчас вспоминалось, как лёг-кий отдых.
Вообще — это чудовищно. Ноги давно одеревенели, ступни совершенно ничего не чу-вствовали. Болели бёдра и плечи — от постоянного напряжённого движения. От нас то и дело шарахались по воде ужи — серыми зигзагами, они плыли необычайно быстро, разби-вая воду на широкие брызги. Сверху лило — комары, и те разбежались по кустам. Плавали над водой клочь тумана, и мы дважды с опаской огибали "нехорошие места".
Вот уж кого тут не могло быть — так это негров. Но ещё денёк вот так — и взмо-лишься, чтобы они появились…
Реальная опасность зазимовать в этих болотах выводила из себя. Кроме того, я опасливо подумывал (не афишируя свои мысли) — а что если в этом мире мещёрские боло-та тянутся, тянутся — и плавно смыкаются с белорусскими и карельскими? Хорошо ещё — не заболел никто; Олька усиленно пичкала всех отвратно-горькой ивовой корой, высу-шенной и
Меня нагнал Санёк. Толкнул локтем и негромко сказал:
— У Щуся зуб болит. По-моему, застудил ночью.
Я невольно потянул воздух и подумал о двух своих пломбах. Потом повёл глазами, на-шёл Щуся. Тот тащился с кислой физиономией и то и дело прислонял левую щёку к плечу.
— Коренной? — хмуро поинтересовался я. Саня кивнул. — Ну а я что могу? Анальгина у
меня нет. Вообще ничего нет. Пусть терпит, может, сам пройдёт.
— Угу, или заражение какое схватит, — многообещающе-зловеще предположил Саня.
— Выбей ему зуб кистенём, — предложил я. Санёк начинал меня злить. Кажется, он это
понял и отстал в прямом и переносном смыслах. Я ускорил шаг и догнал идущую впереди Ольгу, по пути сказав Олегу Крыгину, который вздумал тащить скатку Ленки Власенко-вой: "Верни, каждый несёт своё."Подумал: этот мой тёзка старше меня почти на три года — мог ли я недавно предположить даже, что я вот так буду ему приказывать?
— Оль, — окликнул я её. Ольга повернула большеглазое, ещё сильнее похудевшее лицо, тря-
хнула "хвостами" на висках. — У Щуся зуб разболелся, ничего нет?
— Ничего, — огорчённо и озабоченно развела она руками. — И сейчас взять негде — тут
ни фиалки, ни чеснока, ни хрена…
— …ни хрена, — задумчиво переставил я ударение. — Плохо, товарищ санинструктор. А
85.
если боец окочурится?
— Ну, я что-нибудь попробую, — без особой надежды пообещала Ольга. Я кивнул и побрёл
вперёд, в голову колонны, смотреть, как там остальные.
Если честно — никак. Это слово лучше всего определяло состояние нашей компании, как, например, отлично подходил нынешнему дождю высказанный Саней в его адрес эпи-тет "мокрый". Вы не замечали, что бывает просто дождь, а бывает дождь мокрый? Это если цель пути очень далеко, негде высушиться и не светит приличный ночлег…
Не дай бог, кто-нибудь всё-таки заболеет.
* * *
Мы шли до самой темноты, надеясь набрести хоть на пятачок относительно су-хого места. Ничего подобного, шиш-два-оп. Стемнело окончательно, передвижение ста-ло вообще невозможным, и мы остановились.
По колено в воде. Под дождём.
— Что ж, — вздохнул я в темноту. — Надо располагаться на ночлег.
Ответом было вдумчивое сопение и неясные реплики. Потом Валька Северцева спросила:
— А как?.. Коль, возьми куртку, тебе же холодно…
— Ничего, — ответил Самодуров, — всё в норме…
— Разбираем остатки мяса, — скомандовал я. — Никто не потерялся?
— Больно, блин, — отозвался Щусь хнычущим голосом. — Очень. Я рот-то еле открываю,
а тут есть надо…
— Не ешь, — бесчувственно заметил Олег Фирсов.