Путь в революцию. Воспоминания старой большевички
Шрифт:
Для меня имя Ульянова стало с того вечера неотделимым от революционного марксизма. Наконец-то я отчетливо и ясно поняла его сущность.
На той же вечеринке Ленин предложил Струве продолжить дискуссию — и не только устно, но и в печати. Струве принял этот вызов и вскоре выпустил книгу об экономических теориях народников. Ленин не заставил себя ожидать. Он дал критику книги Струве в реферате «Отражение марксизма в буржуазной литературе», прочитанном в небольшом кругу марксистов осенью того же 1894 года и положенном затем в основу его большого труда «Экономическое содержание народничества
Этот труд был напечатан в сборнике «Материалы к характеристике хозяйственного развития» за подписью «К. Тулин». Сборник побывал и у меня в руках. Меня заинтересовало, что же пишет о Струве неизвестный мне Тулин?.. Но когда я начала читать, меня поразило сходство стиля статьи со стилем и содержанием выступления молодого адвоката в Лесном. Я поняла, что Тулин и Ульянов — одно лицо. В том, что это именно так, я убедилась позже.
Я ВСТРЕЧАЮСЬ
С ОЛИНЫМ
Олин — это подпольная кличка моего мужа старого большевика и революционера Пантелеймона Николаевича Лепешинского. Но кличка эта появилась у него не тогда, когда мы с ним впервые встретились, а — позднее. В 1894 году я знала его только как Лепешинского.
Вот как это получилось.
Наш марксистский кружок продолжал собираться главным образом для изучения вопросов политической экономии. Теперь я уже разбиралась не только в теориях Адама Смита и Давида Рикардо, но и в Марксе и считала себя убежденной марксисткой. Единственное, чего мне не хватало, — это практической революционной борьбы.
А пока я стремилась везде где можно горячо отстаивать принципы марксизма, не останавливаясь и перед столкновением с близкими мне людьми.
Особенно часто приходилось мне вступать в споры с братом Лиды Саблиной — Виктором. Он был завзятый народник и не раз пытался совратить меня в свою веру. Нас с ним связывали довольно дружеские отношения, настолько дружеские, что товарищи видели в нас будущих супругов; и кто знает, быть может, так бы оно и получилось, но различие в политических воззрениях все более и более отдаляло нас друг от друга.
Спустя короткое время после вечеринки в Лесном я узнала о существовании в Петербурге группы социал-демократов, которые называли себя «стариками». В нее входили Кржижановский, Старков, Радченко, Запорожец, Невзорова, Крупская, Шелгунов, Ванеев и другие. С 1894 года этой группой начал руководить Владимир Ильич. Но Ленина знали не только члены этой группы, а и многие передовые рабочие и интеллигенты — члены других марксистских кружков, любовь и уважение которых он быстро завоевал.
Группа Ульянова состояла из людей, прошедших серьезную марксистскую выучку и занимавших твердую революционную линию в русском социал-демократическом движении. «Старики» вели непримиримую борьбу как с народниками, так и с «легальными марксистами».
В этой борьбе громадную роль сыграл Ленин. В период, когда народнические журналы, главным образом «Русское богатство», развернули кампанию против марксизма, печатая статьи своих лидеров — Михайловского, Кривенко, Южакова, — обнаружилась непосредственная необходимость выступить против нападок народников
По просьбе товарищей Ленин сел за работу над книгой, которая должна была разгромить народническую идеологию, тормозившую ход революционного движения. Написанная в течение весны — лета 1894 года, книга Владимира Ильича «Что такое „друзья народа“ и как они воюют против социал-демократов?» дала народникам подлинный бой.
Не было возможности отпечатать ее в типографии. Поэтому рукопись размножали на гектографе. Уже готовые листы книги доставлялись на квартиру Анатолия Ванеева. Там он брошюровал их и переправлял в Технологический институт, где распространением книги занимались студенты.
Читали мы эту книгу запоем; но так как экземпляров было слишком мало, то знакомились с нею группами. Удалось и мне прослушать ее (книгу читали вслух). Марксистские взгляды после этого укрепились во мне еще более. Ленин, с присущей ему простотой и глубиной, показал в своей новой работе подлинное лицо «друзей народа» — народников и определил роль рабочего класса России в грядущей русской революции.
Книга Ленина давала богатейшую пищу для размышлений. Поэтому я с особенной охотой откликнулась на приглашение принять участие в вечеринке, где предстояло обсуждение этой ленинской работы.
В те годы вечеринки были наиболее распространенным средством духовного сближения, обмена мыслями. Но поначалу я пожалела, что пришла на эту вечеринку. Хозяин дома оказался народником; кроме того, тут был Виктор Саблин, отношения с которым у нас становились все более натянутыми.
Сели за стол. Среди присутствующих я заметила человека с пышными темно-каштановыми волосами, зачесанными назад; небольшая густая борода обрамляла выразительное лицо, в ясных голубых глазах светились ум и доброта. Было в этом облике что-то привлекавшее к себе внутренней чистотой и приподнятостью.
Хозяин дома познакомил нас:
— Лепешинский, Пантелеймон Николаевич.
Пожав мне руку, Лепешинский продолжал говорить, видимо с кем-то полемизируя:
— Да разве сами вы не наблюдаете, что марксизм распространяется по всей стране широким потоком? Вспомните-ка, что говорит Ульянов: «Капиталистический путь развития России никем уже не отрицается, разложение деревни — бесспорный факт. От старой доктрины народничества с детской верой в общину остались одни лохмотья…»
Общий разговор продолжался; и мне стало ясным, что Лепешинский близко — хотя и не во всем — подходит к марксизму. Я почувствовала к нему доверие и во время дальнейшей полемики поддерживала его.
— Слышите, Виктор, — сказала я Саблину, — от вашего идейного течения остались одни лохмотья!
— Это никого не убеждает, — раздраженно отозвался Саблин.
— Неверно, — возразил ему Лепешинский. — Книга Ульянова оторвала от народничества многих, особенно молодежь. А впрочем, не секрет, что и сами народники все более прозревают и отказываются от своих заблуждений.
Последняя фраза, видимо, вывела Саблина из себя — и он крикнул:
— Ну это кого как! Разве что таких, как вы!