Путь в Селембрис
Шрифт:
Так неспешно, с интересными разговорами они готовили снадобья. Волшебник сам не продавал их, у него были свои оптовые заказчики. Не слишком понятно, зачем ему вообще нужны помощники. Лёну казалось, что они больше мешаются в лаборатории, чем приносят пользы. У Магируса и без учеников всё прекрасно получалось. Ступки сами тёрли порошки, сами взбивались и эмульсии.
Когда они спросили об этом, волшебник засмеялся и обучил их несложным приёмам лабораторной магии. Главное, правильно фокусировать желания и отчётливо произносить кодовые слова.
— Никогда не прибегайте к магии в гневе. — объяснял он. —
По вечерам иногда Гонда сажал их в свою призрачную лодку и облетал вокруг замка. А иногда вылетали утром.
В дремучих лесах, окружавших реку с двух сторон, находились и поляны, и болотистые местечки. Там собирали клюкву и бруснику. Делать это волшебник предпочитал вручную, а не прибегать к магии.
Иногда, сморщившись от горсти кислых ягод, Лён поднимал глаза и видел, как волшебник, забыв про клюкву, немного странно смотрел через заросшее мелким кустарником кочковатое пространство. В его глазах застывали печаль и ласка. А потом он снова принимался рассказывать про свойства разных трав, смеялся шалостям своих учеников. Их давно оставило чувство стеснённости — у Гонды было хорошо. Все трое возвращались на волшебной лодке и оставляли на столе плетёные корзиночки с добычей. И тогда вечером получали пышные ягодные пироги.
— А я всё равно не понимаю, — сонно пробормотал, засыпая, Паф, — зачем мы ему нужны.
— Наверно, скучно одному. — тоже сонно прошептал Лён и уплыл в душистое сновидение. Их подушки наполнены сушёными лепестками ириса и тонким порошком его корней.
Ему снилось, что волшебник вышел под ночные звёзды, поднял руки и запел:
Безмолвно опадает лист
На замерзающую землю.
Сон леса безмятежно чист,
Как снег, что укрывает дебри.
Пусть опадут затворы тьмы,
И ветер гонит прочь туманы.
Спой песню, как в былые дни!
Приди ко мне, моя Зоряна!
Тихо-тихо сгустились воздушные потоки и свет звёзд соткал прозрачное видение. Из ростка тумана выплыли две белые руки, развели, развеяли невесомость покрывала. И взору полумесяца предстало белое лицо. Печально улыбнулись синие глаза.
Медленно, боясь спугнуть струящийся туман, подошёл Магирус. Протянул ей руку и оба тихо всплыли в лунном свете. Волшебник и Дева. Дева и Волшебник.
— Завтра я беру тебя с собой. — сказал Гонда Лёну.
— А ты останешься. — улыбнулся он Пафнутию.
Наутро они все выносили во дворик сундучки и шкатулки. Запаянные колбы и цветные фляжки. Всё грузили в лодку. И вот волшебник отчалил от кружевных ворот. Лён помахал приятелю рукой.
Лодка опустилась вниз и поплыла по шумливым водам быстротекущей реки Шеманги. Лён уже знал, как любит Магирус реку. Волшебник стоял на корме и тихо касался веслом поющих речных струй.
Утекали, как время, берега. Падали и не могли упасть с утёсов сосны. Сбегали к водам быстрые берёзы и полоскали ветвями ивы. Ночью голосил в скалах ветер. Ему протяжно вторила река. Наутро загремели, взметывая тучи брызг, пороги. И лодка поплыла над водой.
Увидев издали городские флаги, волшебник снизился и призрачный корабль степенно направился к толпе снующих у пристани парусных суден, больших ладей и плоскодонных лодок.
Они
Заходили в лавки. Магирус перебирал ручные зеркала, любовался серебряными гребнями, заколками и брошами. Иногда что-то кратко спрашивал. И они шли дальше. А вечером, обойдя весь рынок, вернулись к пристани. Лён устал от беготни, а волшебник был задумчив.
Обратный путь пролетел быстрее. Лодка не стала преодолевать течение, а просто скользила по воздуху. Внизу проплывали тёмные леса, над головой сияли звёзды. Лёгкий холод не тревожил Лёна, поскольку в лодке у Магируса имелись тёплые меховые покрывала. К утру путешественники достигли замка на утёсе.
— Моя Зоряна. — ласково сказал волшебник.
И Лён встревожился. Недавно увиденный сон всплыл в памяти.
Через неделю с волшебником отправился Пафнутий. Он так радовался! Теперь Лён махал с башенки, провожая лодку. Потом вернулся в замок. Походил немного по переходам, заглянул в трапезную, доел пирог. Замок был так печально молчалив, что по спине побежали мурашки. А ведь это ещё день! Даже ещё утро! Пройдёт ночь, потом день и ещё ночь. И только на на второе утро прилетит лодка.
Полдня он трудился в лаборатории, перетирая сухие ингредиенты, сверяясь с книгой, потом отправился в библиотеку. Лён решил забраться на самую верхнюю полку. Ничего недозволенного там нет, магические книги волшебник не держит на виду.
Стоя на передвижной лестнице, Лён доставал фолианты и листал их. Большинство книг оказалось на незнакомых языках. Он уже хотел сойти вниз, как вдруг прочёл на одной обложке: Волшебник и Дева. Щелкнул пальцами и сказал:
— Люмо!
Зажглись светильники, вся библиотека осветилась ровным, мягким светом. Лён растворил потёртые корки. Книга оказалась необычной — едва она раскрылась, как испустила бледный розоватый свет. Всё обозримое пространство растаяло, и Лён увидел сказку.
Давно всё это было.
И было так давно,
Что книга позабыта,
Как старое кино.
Послушай меня, мальчик,
Присядь и посмотри
Волшебника и Девы
Историю любви.
Старый город. Высокие дома и башенки. Узкие, мощеные улочки. Забавные и чистенькие тупички. Цветы в вазонах у входных дверей. Над ратушей летает стая белых голубей. Река в воротнике из гранитных плит.
В таком месте родился Гонда и прожил там двадцать лет. Мастер-серебрянщик — как говорится, золотые руки. Казалось, чего бы более? Лавка на хорошем месте, от покупателей отбою нет. На хозяина заглядывались девицы. Во всём цехе серебрянщиков нет пожилого мастера, что не желал бы породниться с Гондой. Но, изводила Гонду тайная хвороба — страсть к перемене мест. И вот однажды беспокойный мастер сложил в котомку немногий инструмент, сдал в аренду мастерскую, сел на лошадку и отправился в дорогу.