Путь в стаю
Шрифт:
Полный неподдельной, невероятной для этой женщины экспрессии монолог мог пробить и куда менее эмоционального человека, чем я. Мне оставалось только с удивлением вглядываться в эти, такие знакомые и такие одновременно незнакомые мне глаза. Диана переживала. Сильно, ярко — так, что с трудом сдерживала рвущееся наружу беспокойство.
— Я уже дал слово, Ди.
— Как окажешься в Ордене, найдёшь их и поговоришь. Скажешь, что ляпнул под эмоциями, к тому же был в то время неадекватен. Они не дуры, поймут. А если окажутся особенно догадливыми девочками, то сами тебя найдут и извинятся за своё непотребное поведение.
— Хорошо. Обещаю, пока нахожусь
— Уточнил? — Диана улыбалась, у неё явно отлегло от сердца. — Принимается. Рада, что не стал расспрашивать, просто поверил. Уничтожение импланта фатально для психики. Это не та симбиотическая игрушка, которую я ставила тебе на Земле. У тебя изменена часть периферийной нервной системы — некоторым нервным волокнам приданы дополнительные свойства. Модифицирована часть мозга, связанная с центром удовольствий, установлен специальный терминал для мысленного управления — выращенный из твоего же собственного генетического материала. Это уже часть тебя. Реимплантация невозможна. Если уничтожить всё это — ты станешь инвалидом, даже не хочу описывать, как это будет выглядеть. Это жутко. Я не хочу тебе такой участи. И себе не хочу — видеть ЭТО перед глазами до самой смерти.
— Извини, Ди. Я… не подумал, что это может быть так… для тебя. Я тоже не хочу, чтобы ты мучилась. Но они же совсем съехали с катушек с этим имплантом! Носятся с ним, будто это магический девайс, вмиг решающий все проблемы. Будто он способен одноактно решить проблему общения полов.
— А он и решил. Для большинства, — пожала плечами Милена, которая несколько поуспокоилась, и теперь жалась ко мне со спины. — Мы в стаях стараемся не перегибать с имплантами, пытаемся делать игру интересной и без них, но… когда заходит в тупик, всё равно включаем. Без вариантов… Что, полетели дальше? Что-то мне надоело по этому парку гулять. Какой-то он… негостеприимный.
Вторая революция
Предложение валькирии приняли без разговоров. У каждой был свой резон. Даже у Кисы. Та и вовсе, пока мы шли до летательного аппарата, из задумчивой вдруг сделалась довольной и даже просветлённой. Казалось, она изнутри вся светится каким-то мягким нежным светом. Странно, с чего бы это?
Потом мы добрались до катера. Милена тут же предельно бесцеремонно втолкнула меня внутрь, даже не думая прекращать свои игры. Уселась рядом, положила голову на плечо, плотно прижавшись своей макушкой к шее, так что волосы девочки принялись настойчиво щекотать мой нос. Душу всколыхнуло ответной нежностью. Я обнял кошку рукой, вжал, вдавил в свой бок, не желая упускать ни капли её такого приятного, будоражащего кровь тепла. Колючая и бесшабашная в обычной жизни, сейчас она казалась нежной и хрупкой в этой своей доверчивости. Но даже в такой малости она продолжала проявлять свой стальной характер. Девочка всем своим видом демонстрировала, что она моя, но это именно её выбор. Её, а не мой.
— Кошак, даже не думай, — тихо заговорила брюнетка.
— Ты…
— Я постараюсь быть рядом даже в Ордене. Ты главное сам прояви настойчивость, потребуй, чтобы в миссии участвовала вся стая. Мы тебя прикроем. Я прикрою…
— А как же глотки драть? Другим претендентам на твоё тело?
— Глупости всё это. Как ты сказал про имплант — меня словно обухом по голове ударило: не хочу тебя терять. Ты мне нравишься. С тобой интересно —
— Ты права, кошка, глупости всё это. Веду себя, как мальчишка. По морде дала — сразу понял, насколько всё это мелко.
Неожиданно с другого бока навалилась новая тяжесть, а в шею ткнулась ещё одна женская головка. Волосы прелестниц перемешались, их стало ещё больше, так что я с трудом сдержался, чтобы не чихнуть.
— Тебе самое место в стае, Кошак, раз так хорошо через когти доходит, — слова Дианы сочилась иронией, но совершенно беззлобной.
— Хороший мальчик, — промурчала валькирия, довольная моим признанием и похвалой Верховной. — Хочешь, в имплант коготки запущу? Прямо сейчас. Признайся: тебе ведь этого хочется? Прочувствовать всю прелесть моей игры, без купюр, без ограничений?
— Не знаю кошка… Лучше, если ты сейчас продемонстрируешь всю глубину своего ко мне доверия.
— Это как?
— А это, девочка, когда не он, а ты встаёшь на колени, — вместо меня ответила разведчица.
— На колени? Но… Я так не делала… Ди, а ты?
— Да. Словно в омут тогда бросилась. Для него. Только причина была другой — хотела отблагодарить за доверие, поддержать в сложном решении. Да много чего тогда было, всего не перечесть.
Наш транспорт уже прибыл на место и ожидал, пока пассажиры захотят на выход. Но пассажиры не хотели. Даже обычно спешащая к новым впечатлениям Киса не спешила. Она смотрела на происходящее на её глазах непотребство с широко открытыми глазами, и явно была не прочь перенять у старших толику опыта. Со стороны, разумеется.
— Должна признать, Ми, результат превзошёл мои ожидания. Это оказалось… волнительно. Имплант ты не чувствуешь, не чувствуешь всех нюансов его работы, его отдачи, а здесь… Словно держишь своего мужчину в своих руках — всего, без остатка… Ты со своей и его любовью к когтям ощутишь очень яркие эмоции!
— Ты права, Ведьма. Что тут вообще обсуждать? Он же меня уже столько раз всю облизывал, от кончика носа до кончика большого пальца ноги, а я еще думать буду? Эй, Киса, а ну брысь!
— Это ещё почему? Мне же интересно! — набычилась юная О`Стирх.
— Маленькая ещё, такое видеть. Брысь, я сказала!
— Я не маленькая, — с ноткой обиды в голосе изрекла Киса, чем расписалась в обратном. — Я взрослая и самостоятельная республиканка. И буду делать…
— Так, «взрослая и самостоятельная». Тебе старшие что говорят? — вмешалась Диана. — Это слишком интимно, и тебя не касается. Даже в стаях есть грань, когда валькирии просто уходят, оставляя двоих или троих играть без посторонних.
— Ладно, ладно, уже ухожу, — стала подниматься рыжая снежка, напоследок мазнув по нам недовольным взглядом. Только на выходе иронично, с еле сдерживаемой смешинкой, добавила. — Хоть запись потом покажете?
— Брысь, сказала! — рыкнула Милена, на что получила уже ничем не сдерживаемый взрыв молодого задорного смеха.
— Запись? — я с недоумением обвёл кабину аппарата, пытаясь увидеть скрытые камеры.
— Вся наша жизнь пишется почти по минутам, — пожала плечами Верховная. — Доступ к записям имеет только та, кто на ней фигурирует. Никто другой не вправе её копировать с общественного серверного комплекса, иначе придётся долго рассказывать Ордену, чего ты этим хотела добиться. Твоя Валери именно оттуда брала данные для своей Памяти. Ну и сама писала, когда считала нужным — в тех же Внешних колониях, где нашей системы нет.