Путь в Версаль
Шрифт:
— Не расстраивайтесь, моя дорогая. Версаль — это королевство беспорядка. Когда идет праздник, придворные носятся как сумасшедшие, и король не заботится о них. Однажды, — продолжала она, — две знатные дамы, я не буду называть их имен, не могли найти себе ночлега в Версале. И что же вы думаете, моя милочка? Они вынуждены были идти спать в конюшню!
Но Анжелика была уверена, что эти дамы предпочли ночевать в конюшне, лишь бы попасть в Версаль. И она была права.
Версаль, о котором все столько говорили и в который она мечтала попасть,
Поехать в Версаль!
Но простая шоколадница, даже самая богатая в Париже, могла ли она поехать во дворец? Нет! Ей нужен был титул — пропуск в сердце двора короля-солнце.
Она говорила себе, что однажды это непременно произойдет, и продвигалась все ближе к намеченной цели.
Людовик XIV тратил колоссальные суммы на украшение своей резиденции.
— Он так часто хвастает своим двором, как красотка лицом, — говорила мадам де Севине.
Как только королева-мать умерла от болезни, король поскакал в Версаль и пробыл там три дня. Он бродил по аллеям парка, проходя мимо статуй богов и богинь. Версаль взял на себя печаль его величества. Он оплакивал там женщину, свою мать, сделавшую его королем. Он видел ее в последний раз перед вечностью. Задержавшись на одно мгновение в любимой комнате матери, Анны Австрийской, он пробежал взглядом по кустам жасмина, по китайским безделушкам из золота и серебра.
К этому времени мадам де Монтеспан также потеряла свою мать и ее траур совпал с трауром двора. Последнее время она часто бывала у мадам Марен в отеле дю Ботрен, избегая кредиторов. Ее радости чередовались с переживаниями.
Она рассказывала Анжелике о своем детстве. Ее отец был гулякой, а мать религиозной женщиной. Весь день она пропадала в церкви, а вечером уходил муж, и они практически не виделись. Никто не мог понять, как они могли сотворить столько детей.
Атенаис говорила также и о дворе.
— Королева глупа, — зло заявляла она. — Как только король мог позариться на эту доску, Лавальер, на эту дуру!
Атенаис страстно мечтала занять место Лавальер.
Говорили, что мадам де Фур и мадам де Суассон ходили к прорицательнице ля Вуазин, чтобы отравить Лавальер.
В ту пору много говорили о ядах, но только старое поколение пользовалось перед едой противоядиями. Новое поколение пренебрегало ими. Однако многие умирали неизвестно отчего. Дегре любил повторять, что они умирают от пистолетного выстрела в суп.
У мадам Марен была еще одна соседка, маркиза де Бренвилье, которая жила на улице Шарля, 5. Анжелика узнала ее. Когда она была в банде Каламбредена, на мосту ограбили именно ее. Конечно, маркиза не узнала бы ее, но ее браслет хранился у мадам Марен в шкатулке вместе с ножом Родогона, как память о былых временах, проведенных в банде на парижском «дне».
В этот раз Анжелика пришла к сестре лейтенанта полиции, чтобы побыстрее провели расследование интересующего ее дела. Мадам де Бренвилье должна
Дело было пустяковое. Надо было освободить одного нищего, который попал в тюрьму, а Анжелика хотела взять его себе на службу. Этим человеком был никто иной, как Легкая нога.
Как-то Анжелика ехала в карете по площади Риволи и вдруг наверху увидела знакомое лицо с грустными глазами. У нее защемило сердце.
Легкая нога стал невинной жертвой своей профессии. Даже в башне Несль он никогда не воровал, за ним не водился такой грех. Он только просил милостыню.
Анжелика остановила свою карету.
— Что ты там делаешь? — спросила она его.
— А, это ты, «маркиза ангелов», — отвечал несчастный. — Разве я знаю, что делаю здесь? Сержант забрал меня сегодня, а почему, я не знаю.
— Подожди, я скоро вернусь.
Анжелика решительно поехала к лейтенанту полиции, брату мадам де Бренвилье. Она договорилась, что завтра нищего отпустят.
— Заходите ко мне вечером, — сказала сестра лейтенанта, — у меня будет шевалье де Сен-Круа.
Никто и не предполагал, что шевалье был ее любовником.
И вот это завтра наступило. Легкая нога, переодетый в красивое платье, стал слугой в комнате Флоримона и Кантора. Он ничего не делал, только рассказывал ребятам истории, сказки, в которых знал толк. Он был не первый, кто приходил к Анжелике из башни Несль. Другие бродяги быстро нашли дорогу к ее дому и три раза в неделю получали горячий суп, хлеб, одежду. На этот раз Анжелика не нуждалась в протекции Деревянного зада.
Дамы из высшего света были обязаны принимать нищих, устраивать обеды для черни. И Анжелика, принимая их, украдкой говорила с ними на их жаргоне. Удивляясь, они громко смеялись, не веря своим глазам и ушам.
О, этот смех она хорошо знала! Разве можно было забыть башню Несль, запах кипящего рагу, мифический танец папаши Урлюро и мамаши Урмолет.
Нищие приходили круглый год.
После случая с Легкой ногой она встретила Черного хлеба. Старик не изменился. Он был одет, как обычно, в лохмотья.
— Я пришел предупредить тебя, маркиза.
— В чем дело, Черный хлеб?
— Женщина, с которой ты беседовала около дома неделю назад, твоя подруга?
Анжелика вспомнила, что это была мадам де Бренвилье.
— Она была одета в бархатное платье?
— Да, маркиза.
— Это сестра лейтенанта полиции.
— Берегись ее, маркиза. — Лицо старика стало строгим. — Послушай внимательно. Однажды меня забрали в тюрьму, потом поместили в лазарет. Эта женщина от имени благотворительного общества давала нам еду, и все те, кто поел, предстали перед творцом. Но я, умудренный опытом, не ел, а спрятал свою миску. Ты бы видела ее глаза, маркиза, когда она кормила нас. Огонь дьявола горел в них!
— Может, тебе показалось?