Путь в Версаль
Шрифт:
— В таком случае подойдите сюда, господин Шаретт.
Духовник, черный худой силуэт которого маячил за хозяином, подошел к столу. Анжелика поклялась на распятии, что сразу после свадьбы она вручит мужу злосчастный ларец. Потом Молин объявил величину ренты, которую мадам Марен обязана будет платить мужу каждый год. Она знает расточительство маркиза и должна будет повышать ренту.
Анжелика скривилась.
«Когда я стану маркизой дю Плесси де Бельер, — думала молодая женщина, — я выжму из его земель максимум дохода».
— Есть одно условие,
Маркиз сказал:
— О да, конечно. Это предел мечтаний мадам Марен.
Бесстыдство, соединенное с цинизмом. Теперь он был бледен от злости.
— Предупредила ли мадам Марен свидетелей, которые будут присутствовать на этой церемонии? — Филипп повернулся к Анжелике, которая во время всего этого разговора старалась держать себя в руках.
Она подняла свои прекрасные глаза на жениха. Жестокое выражение его лица заставило ее поневоле вздрогнуть.
— Ладно, — медленно сказал маркиз, и жестокая улыбка появилась на его губах.
Глава 40
— Вы заставили меня сыграть очень отвратительную роль, — сказала Анжелика Молину, — о такой я даже не думала.
— Когда выбираешь отвратительную роль, мадам, не нужно быть щепетильной, а надо только поддерживать свои позиции.
«Я снова обретаю старых знакомых», — сказала себе Анжелика, смотря вдаль, и это отвлекло ее от мысли, что Филипп абсолютно равнодушен к ней.
Они стояли рядом, ожидая, пока карета мадам Марен развернется и подъедет к подъезду. Вдруг Молин, смотревший на звездное небо, тихо сказал:
— Я до сих пор не могу понять, как такой человек мог умереть?!
— Какой человек? — тихо спросила Анжелика.
— Господин граф де Пейрак, мадам.
Анжелика вся сжалась в комок.
— Вы думаете, что он осудит меня, если я выйду замуж за Филиппа? — тихо спросила Анжелика.
Старик молчал, как бы не замечая ее.
— Как такой человек мог умереть? Может, король вовремя понял?
Молодая женщина схватила интенданта за руку.
— Молин, вы что-то знаете.
— Я слышал, что король простил его в последний момент.
Анжелика опустила голову.
— Увы, я своими глазами видела, как он сгорел на костре на Гревской площади.
— Ну что ж, мадам, тогда предадим это забвению, — сказал Молин, перекрестившись. В этот момент он очень походил на патера. — Да восторжествует жизнь, мадам!
По дороге Анжелика, сжав руки на груди, продолжала думать о муже.
«Где ты, Жоффрей?! — говорила она себе. — Почему свет от костра стоит передо мной вот уже пять лет? Если ты еще на земле, вернись ко мне!»
Анжелика еле подавила рыдания, исходившие из истерзанной души и раненого сердца. Блики уличных фонарей падали на нее, растворяясь в темноте, по щекам текли слезы. В этом мраке, как и в жизни, она пробиралась на ощупь. Анжелика чего-то боялась. Боялась ли Филиппа или Жоффрея, мертвого
В отеле дю Ботрэн Флоримон и Кантор подбежали к матери. Они были одеты в розовые сатиновые кофточки с кружевными воротничками, на их головах были шляпы с розовыми перьями, а по бокам красовались маленькие шпаги. Вместе с ними были их собаки. Кантор, опершись о спину большой рыжей собаки, вынул шпагу из ножен.
С бьющимся от волнения сердцем Анжелика смотрела на этих двух маленьких обаятельных ребят. Какие они сейчас серьезные, бывшие «ангелочки» «Двора чудес». Как важно они носили свои детские шпаги. По сравнению с Филиппом и призраком графа де Пейрака они казались такими беспомощными и слабыми.
— Да восторжествует жизнь! — сказал недавно старый гугенот.
Теперь жизнь Анжелики была в них. Это для детей она будет продолжать борьбу, свой путь к счастью.
И да поможет ей бог!
Глава 41
Все те мрачные мысли, мучившие Анжелику в последнее время, не были замечены ни ее близкими, ни друзьями.
Раньше ее семья была безвестной при дворе. Но вот уже несколько лет имя де Сансе мелькало во дворцовой хронике. Старший брат Анжелики иезуит Раймонд был в моде. Даже мать короля, Анна Австрийская, в свое время была неравнодушна к нему. Это был великий иезуит, с огненными глазами, у которого все светские дамы хотели получить благословение.
В принципе имя мадам Марен было скандально в обществе, и весть о том, что она родная сестра иезуита, потрясла всех. Сначала в это никто не верил. Но однажды на приеме у мадам Альбрэ вдруг все увидели, что иезуит поцеловал будущую маркизу дю Плесси де Бельер, долго говорил с ней в форме дружеской беседы.
Именно к Раймонду направилась Анжелика на следующий день после разговора с Молином. Она знала, что брат может дать ей дельный совет, как себя держать.
Не прошло и недели, как натянутость между мадам Марен и двором была ликвидирована навсегда. О ней говорили как о сестре прекраснейшей Мари-Агнессы де Сансе, грация и изящество которой вот уже два года шокировали королевский двор. Ум и репутация Анжелики были безупречны. Никто не вспоминал ей других братьев или прошлую свадьбу, а также то, что она делала шоколад.
Кроме де Гиша, все враги мадам Марен прикусили языки, боясь опалы, так как маркиз дю Плесси был у его величества фаворитом. Де Вард был в Бастилии по делу об убийстве маленького продавца вафель. Анжелике это было на руку.
Мадемуазель де Монпансье молчала. Она даже прослезилась, когда ей сообщили о помолвке. И, поцеловав Анжелику, она сказала:
— Будьте счастливы, моя дорогая!
Что касается мадам де Монтеспан, то она смутно помнила прошлое мадам Марен, да и ее собственные интриги не давали возможности заняться Анжеликой. Она даже была довольна тем, что мадам Марен скоро будет при дворе, ибо ценила ее смелость и обаяние.