Путь воина. Дилогия
Шрифт:
На него глянули мельком: воин и воин, ничего особого. В дальнем углу разыгрывалось представление повеселей скоморошьих игр.
И шелест вынутого из ножен меча тоже никто не услышал. Только дебелая Качалка, увидев клинок, успела сказать:
– Эй, варяг, ты чего?..
Парень в телогрейке все еще раскачивал младенца, когда тусклая молния прошла поперек его руки.
И рука эта со стуком упала на пол.
Младенца скользнувший вперед варяг успел подхватить свободной рукой.
Клинок
Варяг развернулся и окинул харчевню бешеным взглядом. В левой руке – младенец, в правой – меч…
Парень в телогрейке наклонился, поднял отсеченную руку и попытался приставить к хлещущему кровью обрубку…
Все еще могло бы обойтись… Двое оставшихся парней застыли…
Но тут один из насосавшихся медовухи, обиженный прервавшим развлечение вмешательством, дико заорал: «Бей!» – и, подхватив с лавки топор, швырнул его в варяга.
Воин пригнулся, и топор треснул в стену.
Приятели «топорника» повскакивали с мест, хватаясь за оружие, парни с дубинками, вместо того чтобы бежать со всех ног, решили вступить в бой…
И умерли первыми, даже не успев поднять дубинок.
Варяг вспрыгнул на ближайший стол. Из тех, кто за ним сидел, только один сообразил нырнуть под столешницу. Остальные разлетелись в облаке кровавых брызг.
– Стража! Стража! Убивают! – истошно заорал кто-то, выскакивая во двор.
Варяг спрыгнул со стола прямо в группу упившихся медовухи…
Минуты не прошло, а в харчевне из живых остались только забившиеся в угол христиане, пара-тройка притаившихся под лавками и хозяйка харчевни, с остановившимся взглядом и открытым ртом.
Кто-то снаружи сунулся в дверь, увидел кровавые ошметки и страшную фигуру – и мигом вылетел обратно.
– Серегей! – Слада бросилась к мужу (тощий священник попытался ее удержать, но не успел). – Серегей!
Духарев опустил меч, медленно выдохнул.
Из-под лавки высунулась нога в валенке. Сергей не стал ее рубить, просто пнул – и нога поджалась обратно.
– Успокойся, успокойся, – тихонько говорила Слада, гладя его руку. – Все уже, все…
Когда-то он сам ей так говорил…
Четверка стражников ворвалась в харчевню с оружием наголо. Гридень и три отрока. Один отрок, мальчишка лет шестнадцати, поскользнулся в луже крови, наступил ногой на груду кишок, вывалившихся из распоротого живота «топорника», увидел, во что угодил сапогом, побледнел и едва сдержал рвоту. Молодой еще, непривычный.
– Ах ты, лешево семя… – пробормотал гридень, озирая учиненную в харчевне бойню. Тут его взгляд наткнулся на Духарева.
Вид у Сереги был странный и страшный одновременно. Забрызганный
Молодой отрок шагнул в сторону, и свет из дверей упал на Серегу.
– Варяг… – пробормотал гридень. И громче: – Варяг! Ты, это, бросай меч! По-хорошему бросай!
Витебский дружинник если и видел Духарева раньше, то сейчас не признал и принял Серегу за вольного варяга, поскольку на нем не было знаков принадлежности к дружине Роговолта.
Сергей медленно покачал головой.
Гридень поглядел на своих… Ой как ему не хотелось бросать юнцов на настоящего варяга, но долг есть долг, и он негромко скомандовал:
– Берем…
В иное время Серега оценил бы его отвагу, но сейчас, увидев, как стражники подняли щиты и изготовились, Духарев ощутил только вновь поднимающуюся ярость.
Не глядя, он передал Сладе сына и шагнул вперед…
Скорее всего, Серега порубил бы и гридня, и троих отроков и навеки рассорился с витебской дружиной…
– А ну, что тут такое делается? – раздался голос Устаха.
Синеусый варяг в сопровождении нескольких полоцких дружинников появился в харчевне.
На нем был значок десятника Роговолтовой дружины, и стражники моментально расступились.
– Ага! – изрек Серегин друг и ухмыльнулся. – Знакомый вид. Требуха, кровища – и гридь Серегей посередке. Нет чтоб меня дождаться!
Звенящая струна в Серегиной груди ослабла, гнев разом вышел и растворился.
– Да тут и делов-то – всего ничего, – проворчал он, стряхивая с меча красную влагу.
Стражники поглядели на варягов с откровенным ужасом.
Один отважный гридень, вспомнив, что находится «при исполнении», гордо выставил подбородок:
– Мы…
– Ну-ка, самого молодого – за посадником! – перебил его Устах.
Поглядел брезгливо на вспоротое чрево «топорника» и добавил:
– Пошли-ка во двор, Серегей! Уж очень здесь воняет!
Сереге тогда не выставили никаких официальных обвинений. Наоборот, посадник даже принес ему формальные извинения: Серега, варяг, дружинник князя, был в своем праве, когда вступился за свою семью. А все те, кого он порубил на постоялом дворе, наоборот, вышли преступниками, посягнувшими на честь достойной женщины и понесшими заслуженное наказание. И никакой кровной мести от родовичей погибших быть не могло. Да и кто решился бы объявить кровную месть княжьему варягу. Так что все утряслось. И пир состоялся. И почтенный купец Щур выплатил шестьдесят гривен компенсации. Почти разорился, но был очень счастлив, что варяг простил, не вызвал купцова сына на смертный бой.