Путь воина
Шрифт:
— В т?.аком случае, следует уходить в сторону Богуслава. Иначе мы останемся без съестных припасов еще до того, как казаки полностью блокируют наш лагерь. Что там говорит ваш пленный?
— Пока только проклинает нас.
— Так пусть его приведут сюда. Я хочу собственными ушами услышать, как меня станут проклинать.
Располневший, едва охватываемый дорогим, обшитым мехами кунтушем, промеж широких лацканов которого просматривался розоватый жупан, польный гетман мало был похож на настоящего офицера. Менее располневший Потоцкий время от времени осматривал
— Не будем затевать новую свару, господин Калиновский. Сейчас я прикажу привести этого казака, и мы вместе попытаемся разговорить его.
Слова Потоцкого растворились в грохоте взрывов. Гетманы оглянулись и увидели, что первые ядра взорвались в южной части лагеря, где стояли продовольственный обоз и пехота. Теперь, когда Хмельницкий додумался поставить свои орудия на легкие колесницы, его артиллерия неожиданно появлялась то в одном, то в другом месте и, направив удар на один сектор лагеря, терзала его в течение десяти-пятнадцати минут, чтобы скрыться еще до того, как польские бомбардиры успеют развернуть свои орудия и пристреляться по ним.
— В атаку пошли татары! — вздыбил коня полковник Чеславский, указывая на правый фланг. — Прикажите перебросить туда хотя бы две роты пехотинцев.
— Успокойтесь, полковник, штурмовать укрепленный лагерь татары не станут. Они даже не представляют себе, как это делается, — спокойно заметил Потоцкий.
— Но у них в последнее время вдруг непонятно откуда появилось много ружей и пистолетов. И стреляют они не хуже, чем из луков.
— Хорошо, передайте полковнику Ядвинскому, пусть переведет в ваш сектор две роты пехотинцев! Но своим прикажите в перестрелку не вступать. Не теряйте людей. У нас их и так немного.
Потоцкий оказался прав. Штурмовать лагерь татары не стали, им это было ни к чему. Разбившись на три отряда, они устроили три бурлящих водоворота — у казаков это называлось «крутить черта». Без конца проносясь мимо польских валов, они обстреливали драгун Чеславского пулями и тучами стрел. Это уже была третья атака, и после каждой из них полк нес потери не столько в людях, сколько в лошадях. Постепенно спешивая поляков, татары еще и лишали их съестных припасов: сотни лошадей приходилось добивать в один день.
— Адъютант! — подозвал Потоцкий одного из офицеров. — Передайте полковнику Чеславскому, пусть атакует татар. Увидим, как они поведут себя.
— Они сразу же уйдут за реку и, рассыпавшись, станут расстреливать нас из луков, — ответил адъютант, прежде чем поспешил выполнить приказ командующего.
Услышав это, Калиновский едко рассмеялся.
— Вот времена настали! Теперь каждый хорунжий пытается поучать коронного гетмана, — совершенно некстати пожаловался ему Потоцкий, чем вызвал настоящий взрыв саркастического смеха у всей свиты Калиновского.
— Господин
Гетманы переглянулись.
— Действительно, заговорил?
— Мы имитировали казнь! Пытались посадить его на кол! Тут-то он и взмолился.
— Что-то не верится мне, чтобы казак, столько молчавший, взмолился, увидев перед собой кол, — проворчал Калиновский. — Но выслушать его в любом случае надо.
— Сюда этого разбойника! — побагровел Потоцкий. — Я ему сейчас такое сымитирую, что он сам на кол попросится!
21
Пленника приволокли и швырнули у шатра Потоцкого, у которого уже собрались почти все командиры полков и знатные польские аристократы.
— Негоже, чтобы он валялся, — довольно спокойно заметил коронный гетман. — Усадите его на стул и дайте ему водки.
Пока слуги выполняли приказ графа, в лагерь вернулся большой разъезд драгун, посланных в разведку.
— Господин гетман, — доложил его командир. — Со стороны Чигирина приближается черная туча. К Х? мельницкому подходят войска.
— Что значит «подходят войска»?! — подхватился Потоцкий, бросаясь к коню. Он делал это с такой решительностью, словно сейчас же намерен был поднять все свои полки и двинуться на врага. — Кто подходит? Сколько их?
— Мы не могли приблизиться. Там казачьи и татарские разъезды. Но, судя по облаку пыли, тысяч десять, не меньше.
В эти минуты никто не обращал внимания на пленного. Но даже если бы внимательно присматривались к нему, все равно не заметили бы, как, неспешно прикладываясь к кварте с водкой, старый казак гасил в ней коварную волчью улыбку. Хмельницкий все делал так, как условились. Но при этом гетман уверен был, что и «ангел смерти» тоже сдерживает свое слово. Сегодня утром к лагерю Хмельницкого действительно должно было подойти подкрепление. Но не более трех тысяч. Еще две тысячи — это те, что ночью пошли им навстречу.
Само подкрепление состояло из обоза и плохо обученных новобранцев, только недавно прибившихся к запорожскому лагерю повстанцев. Но, чтобы усилить впечатление, Ганжа устроил показное шествие армии, присоединив к нему табун татарских коней — подарок хана, все еще не спешившего присоединиться к повстанческой армии.
— В восточном секторе опять начала обстрел артиллерия, — доложил кто-то из полковников.
— Вижу, что начала, — замялся у коня Потоцкий. — Выведите своих драгун и гусар и ударьте по ним! Захватите эти орудия!
— Их прикрывают кавалерия и пехота. Пушкари успевают отойти за свои валы раньше, чем мы добираемся до них. И потом вновь занимают позиции, прежде чем мы, потеряв два десятка убитыми, возвращаемся в лагерь.
— Так чего вы хотите от меня?! — уже буквально рассвирепел коронный гетман. — Чего ждете? Вы кто? Офицеры? Вы прибыли сюда воевать или пьянствовать? Если воевать, то извольте, — указал перстом в сторону казачьего лагеря, — воюйте! Думайте, хитрите! Проявляйте мужество, черт бы вас побрал!