Путь, выбирающий нас
Шрифт:
По мере того как уменьшается уровень жидкости в бутылках, коими уставлены столы, повышается уровень шума, веселья и всеобщей непринужденности. Вот уже появились откуда-то гитары, вот раскрасневшийся Хуан силком усадил за стол барабанщика и занял его место на сцене, а осмелевший солист из кордебалета тащит танцевать ту самую блондинку, как же ее… Кажется, все-таки Нита… Или Ния?.. А она почему-то скорбно взирает на товарища Кантора, как бы прося о помощи, хотя всего в нескольких шагах сидят три ее приятеля, которые были бы гораздо эффективнее в этом отношении.
Это становится более чем интересно, и Кантор
Белокурая красотка словно подслушала его мысли. Едва закончив танец, метнулась к своему столику, парой коротких слов подняла якобы пьяных приятелей… Разумеется, больше никто не рискнул лезть с приглашениями и ухаживаниями. Пусть рожи этих ребят и не производили впечатления пьяных, благонравия они тоже не излучали. Кантор даже отставил кружку, инстинктивно прикидывая, с кого начинать, если попробуют бить, но затевать драку господа не стали. Быстро расплатились и двинулись к выходу, довольно профессионально окружив с трех сторон свое сокровище.
Рассыпается первая дробь под стремительными палочками барабанщика, человеческим голосом вскрикивает гитара, знойный ритм фламмо всколыхивает зал… И отчего-то хочется забыть все земное, наплевать на проблемы, обнять первую попавшуюся талию и броситься в волны музыки, как в море, вниз головой… Пока Кантор окидывает взглядом пятерых девушек, пытаясь вспомнить, которую из них ему представляли как танцовщицу, рядом мгновенно и бесшумно возникает Азиль:
— Ты потанцуешь со мной?
И все.
Кружатся в стремительном вихре яркие юбки, сливаются в сияющие кольца осветительные шары, и сердце бьется в ритме фламмо, и ничего больше не нужно, и жизнь прекрасна…
…И неслышно, незаметно падают в бездну брошенные вожжи…
Да, он действительно ничего не пил. Даже свою кружку с соком где-то потерял. Сунул кому-то подержать, да и забыл. Не до нее как-то было. Все понеслось, завертелось, как бывало в далекие времена юности. То ощущение полета, безумия, надрывного счастья, когда все можно и все только в радость, оказывается, может приходить и в совершенно трезвую голову. Была бы атмосфера подходящая, да настроение, да музыка, да пять… нет, шесть хорошеньких девушек… ой нет, их уже почему-то восемь…
Боги, что этот крашеный переселенец выделывает с роялем! Да, зависть низкое и недостойное чувство, но что поделаешь, когда это чувство сильнее тебя! И какая к демонам разница, семь нот или двенадцать! Эх, слышала бы это Саэта…
Что? Я — плачу? Ты хорошо подумал, что сказал? Девица я тебе, что ли? Накурили тут, хуже чем у короля в кабинете, а потом удивляются, что у некурящих товарищей глаза слезятся… Да ты, может, хотел сказать, что я слабак? Да может, мы выйдем на минутку и выясним, кто тут из нас… М-да?.. Ну смотри, еще раз так ошибешься…
Какой блюз? Какой «тот самый»? А, который тогда у Жака, когда король подпевал? Да помню, конечно, с чего бы я такое забыл! Думаешь, стоит дуэтом? Ну тебе виднее…
Ох, кажется, опять перепутал… Санья — это певица, а Лаваэль — танцовщица… а художница тогда кто? Ольга, ты сама виновата, зачем ты их привела сразу столько? Нет, Зинь — бухгалтер,
Нет, столько девушек — это слишком… Я начинаю понимать короля… в некоторых вопросах…
— А давайте споем дуэтом…
— А давайте еще потанцуем?
— Ты осторожнее с Дианой, она знаешь чего делает? Сначала завлекает мужчин к себе, а потом заставляет позировать.
— А я видела, это Зинь твою кружку сперла!
— Да не ври! Она, может, и сперла, но уже после того, как ты туда чего-то насыпала.
— Сама не ври! Это вон та фифа с фиалочкой в декольте, а не я!
— И ты тоже!
— Еще одно слово, и ты всю оставшуюся жизнь будешь ходить в парике!
О небо, да кто же из них все-таки танцовщица, а кто скрипачка?.. И если Диана — певица, то зачем ей позировать?.. И кого же из них я пять минут назад поцеловал?
Гарри, отстань, ты пьян! Я не умею играть на рояле! Да на кой тебе сдалось, сам сыграй! Ах, вы с Ольгой хотите показать народу, как танцуют танго… Но я-то тут при чем? Я не умею! Да ты что, думаешь — ты мне покажешь, и я тебе сразу сыграю? Не было такого, тебе показалось! Нет, не надо давать мне гитару! Я же фальшивить буду! У меня же правая рука после контузии отнялась! А впрочем… раз Артуро так вцепился в свою гитару и не хочет мне отдавать… заберите у него и давайте мне! Да не ной ты, трус несчастный, не поломаю!..
Кто лажает?! У кого там дракон по ушам потоптался?! На три тона ниже! Дайте кто-нибудь трубачу по ушам, чтобы прочистились! Или не наливайте ему больше!..
Имейте совесть! Смените меня кто-нибудь! Меня пять девушек ждут! Семь… Двенадцать… четырнадцать… да что ж они так мелькают…
А куда действительно девалась кружка? Неужели бухгалтер Зинь в самом деле стащила ее на память?
— Тебе нравится дракон?
— Который? — Небо, кто бы вот напомнил, это Диана или Лаваэль?
— Вот этот, на стене.
— Реалистично. — А что еще сказать, можно подумать, товарищ Кантор такой уж специалист в живописи… — Даже на Хрисса чем-то похож.
— Сам Хрисс и позировал! — с гордостью объявляет девушка, поправляя золотисто-рыжеватый локон. — Ольга его попросила, он согласился.
— А рисовал кто?
— Я!
— Дракона? С натуры? Ты смелая девушка!
— Дракон не страшный. А вот идти одна домой я как-то побаиваюсь.
— А что, уже…
Кантор оглядывается по сторонам и видит, что действительно пора. Ибо Гарри спит под роялем, близнецы привычно переругиваются и вяло пуляют друг в дружку вишневыми косточками, милашка Зинь, пошатываясь, нежно прижимает к сердцу какую-то плотно закупоренную бутылочку темного стекла и возглашает: