Путь. Автобиография западного йога
Шрифт:
Гроб был закрыт через двадцать дней, когда пришло сообщение о том, что два ученика из Индии не имеют возможности приехать. Позднее один из них сообщил, что Мастер после своего махасамадхи явился ему в физическом теле и ласково обнял его.
Норманн также рассказал о подобном переживании. «Однажды ночью я лежал в постели, — говорил он мне. — Вдруг дверь распахнулась. Вошел Мастер, и я видел его так живо и ясно, как сейчас тебя. Он в нескольких словах дал мне хороший совет и затем ушел. Дверь, которой он не касался, закрылась за ним».
Дая Мата рассказывает, как Мастер явился ей в физическом виде спустя годы после своего махасамадхи,
Я уже рассказывал историю о явлении Мастера, который предостерег профессора Новицкого в Праге, когда коммунист-провокатор пытался заставить его предать интересы йоги.
Большинство из нас какое-то время были подавлены уходом Мастера. Миссис Ройстен рассказала мне о своей поездке с несколькими монахинями к его склепу в Форест-Лоуне. «Другие стояли, плача, перед склепом, — говорила она. — Но я совершенно не чувствовала, что мы его потеряли. Я молча позвала его. Вдруг я ощутила, что он стоит рядом со мной. Я скорее чувствовала, чем видела его, но слышала его совершенно отчетливо. «Я нахожусь не там!» — воскликнул он. Казалось, его удивляло, что ученики, постигавшие его учения, могли уделять столько внимания просто его телу!»
Раджарши Джанакананда однажды позвонил по телефону одной из учениц, которая была безутешна уже несколько недель после ухода Мастера.
«Я не знал, что вы страдаете, — сказал он ей ласково. — Мастер явился мне прошлой ночью и просил утешить вас. Он просил передать вам, чтобы вы были счастливы; он всегда с вами».
Естественно, ученики колебались, сообщать ли о таких драгоценных переживаниях. Мастер предупреждал, что разговоры о столь глубоких благословениях могут ослабить их действие. То, что несколько учеников поделились переживаниями с другими, следует объяснить их особой щедростью, но меня не удивило бы, если бы я узнал, что Мастер являлся и многим другим.
Сам я до сих пор не был благословлен физическим явлением ко мне Мастера после его махасамадхи, однако с годами я все более явственно ощущал его присутствие. Часто после молитвенного общения с ним я получал ответы на трудные вопросы. Много раз я получал от него советы по моей работе; вдохновение для обучения и консультации других; силу для преодоления трудных испытаний; утешение и понимание в периоды печали; неожиданные исцеления от болезней; а сверх всего — растущую внутреннюю радость в медитациях на Него.
Благословения и защита, исходившие от Мастера, стали реальностью для многих, не встречавшихся с ним физически. Мне приходит в голову недавний случай: у меня училась женщина из Северной Калифорнии, которая впоследствии приняла Мастера как своего гуру. К несчастью, муж, как это иногда происходит, стал ревновать ее к новым интересам. Однажды вечером, когда они куда-то ехали на машине, он начал ее зло бранить.
«Это была ужасная поездка, — жаловалась она мне позднее. — После того как Джим какое-то время кричал на меня, он стал поносить Мастера. Я чувствовала, что это просто недопустимо. «Мастер — молила я, — заставь его замолчать!»
Неожиданно наступила полная тишина! До конца той поездки, и фактически весь тот вечер, Джим вел себя в отношении меня с необычайным почтением, но не произнес ни слова!»
В течение ряда недель после ухода Мастера самой главной нашей мыслью было: «Как теперь мы можем наилучшим образом порадовать его?» Я уверен, что никто из нас не сомневался в том, что он все о нас знал и, как прежде, мог оказывать
В последующие годы я продолжал записывать для себя и для других все его высказывания, которые мог вспомнить. Вновь оживляя в уме каждую сцену, я извлекал из событий полезные для духовного развития уроки. Наступил момент, когда редко на какой вопрос о его учении или жизни и истине общего плана я не смог бы дать тут же ответ, исходя из того, что он говорил или делал. Чем больше я размышлял о его жизни и учениях, тем более меня удивляло, как совершенно все это отвечало нуждам нашего века. Только Сам Космический Драматург, казалось мне, мог придумать такую роль. В своих учениях Йогананда коснулся всех важных аспектов современной жизни: от брака, дружбы и человеческих взаимоотношений до тайн осознания и успеха, обучения, практического бизнеса, художественного творчества, политики, экономики, формальной религии, науки, здоровья и гигиены, питания — всей гаммы, и показал, как одухотворить каждый аспект и превратить его в ступеньку к космическому осознанию. Его учение не было односторонним, направленным лишь к тому, чтобы побудить людей к медитации и молитве. Сам он часто говорил, что религиозное учение должно помогать человеку на всех уровнях: физическом, ментальном и духовном. Никогда не жертвуя собственным видением высочайшей Истины, он обращал свой взор туда, где люди занимались личным совершенствованием, чтобы помочь им продвигаться от их теперешнего состояния к божественной высшей цели жизни.
Я пришел к Мастеру с глубоким желанием не только найти Бога самому, но и помочь другим разрешить их духовные сомнения и обрести вдохновение искать Его. Человека влечет служить другим в тех областях, в которых он в прежних воплощениях ошибался, страдал и извлек уроки из своих страданий. Иными словами, те, кто хочет помочь другим обрести хорошее здоровье, сами в прошлом страдали от слабого здоровья и поняли, как важно жить в соответствии с физическими законами. Те, кто старается помочь другим на интеллектуальном уровне, в прошлом страдали на ментальном плане. Те, кто чувствует потребность работать во имя предотвращения преступлений, очень возможно, в прошлом грешили против законов общества. Мастер говорил мне, что самой большой моей ошибкой в прошлом было сомнение. Этим и объясняется мое постоянное стремление помочь другим преодолеть сомнение и обрести веру.
Именно на осуществление этого глубокого стремления Мастер направлял все мое дальнейшее обучение. «Отныне — долой плохое настроение, — сказал он, — иначе как ты сможешь помочь людям?» Даже когда я уклонялся от публичного преподавания, он настаивал на том, что это было моим призванием. «Ты лучше постарайся полюбить это, — говорил он. — Тебе придется заниматься именно этим».
И наоборот, об организационной деятельности он говорил со мной мало (за исключением тех случаев, когда дело касалось монахов) и был готов рассмотреть вопрос о переводе меня с этой работы, когда у меня возникли временные трудности со здоровьем и я просил поручить это дело кому-нибудь другому. Но он никогда не проявлял подобной готовности в ответ на мои периодические просьбы освободить меня от функции проповедника. Только однажды, когда я высказал опасение по поводу заблуждений, связанных с общественной жизнью, он утешил меня, сказав торжественно: «Ты никогда не падешь из-за своего эго».