Путь
Шрифт:
Когда я приблизился к первому домику, меня охватило непонятное беспокойство. Место это отнюдь не вызывало желания остановиться на ночлег. А вдруг, заглянув внутрь, я увижу такое, чего лучше никогда не видеть? Мне вспомнились фильмы о серийных убийцах. Они всегда прятали свидетельства своих преступлений в местах вроде этой заброшенной лыжной базы. Даже не знаю, почему я об этом подумал. Я попробовал рассуждать рационально. Идти дальше вряд ли разумно. Спать в палатке сыро и холодно. Наконец, если уж мне станет совсем противно, я могу уйти.
Я открыл скрипучую, покосившуюся дверь домика. Никаких
Я заглянул в другие домики. Везде меня встречали прогнившие деревянные полы, заваленные похожим хламом. В двух местах сохранились остатки ковровых покрытий под цвет леопардовой шкуры. Разумеется, и они были изрядно сгнившими и запачканными.
Все окна в домишках давно лишились стекол. Однако крыша над головой давала определенное ощущение комфорта. К тому же в домиках имелись печи. Я выбрал ту, что показалась мне наиболее работоспособной, и решил заночевать возле нее. Дров было предостаточно. Правда, дымоход был забит листьями и еще неведомо чем. Дым пошел не в трубу, а в комнату. Но это меня не волновало — щелей в крыше и стенах хватало, и дым нашел себе естественные дымоходы.
Я наслаждался теплом и светом. Конечно, этим я выдавал свое присутствие. Ну и что? Те, кто едет мимо, вряд ли остановятся и пойдут проверять. Им некогда, да и к чему рисковать?
Я достал матрас и спальный мешок. Ужин не обещал разнообразия: яблоко, немного вяленого мяса, «дорожная смесь» и две шоколадные плитки с «энергетической» начинкой. Надо было чего-нибудь купить на лыжном курорте, но встреча с Ральфом сбила мне все планы. Вначале я разделался с остатками мяса и «дорожной смеси», а потом с яблоком.
Я одержал победу над природной стихией. Не скажу, чтобы встреча с горами и снегом стала для меня приятной, но я не сник и не отказался от своего замысла. Мне хотелось кому-нибудь рассказать об одержанной победе. Но кому? Грязным дырявым стенам? Конечно, Маккейл с удовольствием выслушала бы мой рассказ со всеми подробностями.
Я бросил яблочную кожуру в огонь и залез в спальный мешок.
ГЛАВА 27
«Эти слова принадлежат Марку Твену: „Полагаю, что я, как и все остальные люди, по ночам становлюсь не совсем нормальным“».
Я проснулся ночью от стука града. Представляю, каково было бы идти в такую бурю! Даже густые деревья, принимавшие на себя большинство градин, не давали полной защиты. Ледяные шарики неистово барабанили по крыше, влетали в разбитые окна и катились в углы, где уже собрались белые горки. Огонь в печке почти догорел. Янтарные угли перемигивались и шипели от попадающих на них градин. Я подумал, не подбросить ли дров, но отказался от этой мысли. Вылезать из спального мешка не хотелось.
И вдруг мое тело взбунтовалось. Сдавило горло и грудь. Кожа пылала жаром, а сердце бешено колотилось. Подобное
Я сел и несколько минут не мог совладать с дрожью.
— Ну почему ты покинула меня? — вдруг закричал я. — Почему взяла с меня обещание жить дальше?
Молчание. Только град барабанил по крыше. Я залез в спальный мешок и спрятался там с головой. Дрожь не проходила. Я безуспешно пытался заснуть.
На рассвете град стих. Я высунул голову из мешка. Спину ломило от лежания на жестком полу. Я вылез из мешка и несколько минут просто сидел, слушая ровный стук дождя и наблюдая, как он струится по восточной стене, увеличивая лужу на полу. Грудь все еще болела.
Впервые я пожалел о выброшенном мобильнике. Мне было одиноко. Отчаянно хотелось с кем-нибудь поговорить. С кем угодно, кто согласится слушать.
У меня болели не только грудь и спина. Ломило все тело, но это не являлось следствием усталости от ходьбы или болезни. Во всяком случае, физически я был здоров. Я выглянул в разбитое окно и вздохнул. Ну куда идти в такой дождь? Но еще невыносимее было находиться в ветхом сыром доме. У меня почти кончились съестные припасы. Я пошарил в рюкзаке и достал шоколадные плитки. Надорвал обертку и быстро сжевал первую плитку. Не особо раздумывая, съел и вторую. Больше есть было нечего. Обертки я бросил прямо на пол, внеся свой вклад в захламление лачуги. Гасить огонь в печи не потребовалось. Дождь уже постарался за меня.
Я надел куртку, рюкзак, набросил поверх пончо и, поплотнее надвинув шляпу, вышел в дождливое утро. Под ногами хлюпала грязь. Повсюду валялись опавшие листья.
Едва только я выбрался из-под полога деревьев, как дождевые капли принялись выстукивать по моей шляпе и пончо. Шляпа вызывала у меня самые нежные чувства. Разве плохо, что тогда я ее купил? Я представил, как австралийцы в таких же шляпах перегоняют стада овец или одомашненных кенгуру. Там ведь тоже бывают ненастные дни. И дожди хлещут по их шляпам «акубра». Чем дальше я шагал под дождем, тем больше влюблялся в свою шляпу. Вот только не покажется ли она смешной там, в жарком Ки-Уэсте?
Машин на шоссе было мало. Во-первых, еще рано, а во-вторых, умные люди, не в пример мне, предпочитали не вылезать из дома. Дорога по-прежнему шла под уклон, но стала более пологой, чем в первые мили после перевала. Это меня радовало, поскольку не только моя душа, но и тело всячески сопротивлялось ходьбе. Я буквально заставлял себя делать каждый шаг, надеясь, что в ближайшем городе найду место, где можно передохнуть.
Часа через полтора я заметил ресторанчик. Довольно амбициозное строение для городишки, где если и останавливаются, то по необходимости — заправить автомобиль. Такие здания строили в конце пятидесятых годов, с обязательным флагштоком и ярко-малиновыми флажками. Не удивила меня и неоновая вывеска: «Всемирно известные коктейли». Более того, я был рад ее увидеть.