Путанабус. Трилогия

Старицкий Дмитрий

Она всетаки откровенно тупила и не врубалась в ситуацию. Пришлось пояснить:

– Я не прошу тебя за всех платить. Я сказал – ОРГАНИЗУЙ. Или я непонятно выразился?

– Как организоватьто? – Литовка смотрела на меня непонимающими глазами.

– Как пикник на обочине, – ответил. – Назначь дежурных по камбузу, на сегодня. Потом других назначишь, по очереди. Собери заказы. Потом проследи, чтобы все сдали посуду и за себя расплатились. И вообще. На тебе, как на старшей жене, висит все хозяйство гарема. Соответственно, и взносы на него тебе рассчитывать

и со всех собирать. И держать общую кассу. Тогда и не надо будет каждый раз в очередном кафе скидываться. Я также внесу свою долю. К тому же если не забыли, скоро нам в дальнюю дорогу, – я всех оглядел и повторил, для особо одаренных: – Очень дальнюю. Примерно как от Кишинева до Урала. А это как минимум еда, вода и топливо. Все надо будет рассчитать так, чтобы не оказаться, не дай бог, одним посреди широкого поля с милыми зверушками вокруг, – тут я всхлипнул слезно, – с одним наганом. – Последняя сентенция их, чую, проняла.

– Ладно, приступай к обязанностям или будем выбирать новую старшую жену, – этим предложением я и закончил свою речь.

Выборы назначать не пришлось.

Вывод: личный состав построил вроде знатно. Вон как зашестерили шустро, прям электровеники.

Все правильно: султан я или не султан? Да скорее и не султан – тому три жены всего полагалось, если верить акыну[209] Никулину. Я сейчас этот… Как его… Халиф. Да. Халиф Жора ибн с Похмела. Реально улыбнуло. Надо же, мне мои шутки юмора нравятся, а вот окружающим не всегда угодишь. Странно.

Альфия, назначенная дежурной по алфавитному порядку имени, нарисовалась рядом и поставила передо мной большую фаянсовую кружку с кофе.

Кофе был с молоком. Латте, наверное: до кофе поваршавски вряд ли это негр додумается. Кругозор не тот.

Альфия постояла еще немного рядом, переминаясь с ноги на ногу, и, не утерпев, спросила:

– Жора, ты еще чегонибудь конкретного хочешь? Или дать меню?

– Тебююю? – Я повернулся и деланоудивленно посмотрел на нее снизу вверх, пытаясь схватить ее взгляд. – А знаешь, Аля, это идея! – Тут я взял и ущипнул ее за тугую попку. – Вот только кофе попью.

– Да ну тебя с твоими приколами. Давай кофе пей быстрее и чашку отдавай на мойку, – поторопила красавица.

Она почесала ягодицу, приговаривая:

– Дурак, синяк теперь будет.

– Ты как к мужу обращаешься? – наехал я на нее.

– Знаешь, Жора, мужа я бы в такой ситуации просто убила. Сковородкой.

– Ой, какие мы нежные недотроги. – Я уже смеялся в голос, да и остальные поддержали.

– Ну прям целочканевредимочка, – развел я руками.

Девки за столом уже катались от смеха.

– Щас как дам больно, – возмущенно махнула Аля у меня над головой подносом.

– Ингеборге, обеспечь порядок среди личного состава младших жен. А то они вот уже безобразия нарушают в общественном месте, – пожаловался я притворно.

Прускайте показала Альфие кулак.

Та фыркнула и пошла на свое место, демонстративно вертя попой, как недовольная кошка хвостом.

Надо сознаться, аппетитная у нее

попка, красивей, чем у Насти Кински[210] в лучший ее сезон. Знает же, стервь, чем надо вертеть под носом у мужика в полном расцвете сил. Так бы и погладил, да уже далеко ушла. Не дотянусь.

– Так, – оглядел я снова свой «гарем», – Джамиля, Саида… Тьфу, ты пропасть! – Вздохнул глубоко и продолжил: – То есть: Роза, Татьяна, Ингеборге, Альфия, Анфиса, Ярина, Оксана, Дюлекан, Галина, Екатерина, Сюембюль, Сажи и Наталия. Никого не забыл?

Ответом было вроде бы молчание, но постоянный гул от тихих перешептываний ощущался явно.

– Тогда собрание нашей пионерской дружины имени пионеркигероини Дуни Кулаковой объявляю открытым. Ведущий собрания – пионервожатый Жора.

Шутка юмора про Дуню Кулакову опять не прошла. Мдя, не мужской коллектив.

«Пионерки» отслушали все в полуха, лениво дергаясь только на свои имена, и дальше все по новой: бубубу. Перешептываются, как школьницы на неинтересном уроке.

Ладно, думаю, аудиторию берут не нудными лекциями, а берущими за душу аргументами. Вот такой я каламбурщик. Прикинул к носу, а потом явил свой аспект и поднял атрибут.

– На повестке дня нашего пионерского сбора половой вопрос.

Тут все встрепенулись и даже бубнить перестали.

Ага… Уже интересно? Ну так внимайте.

– Выносится на обсуждение отряда персональное дело пионерок Кончиц Оксаны и Урыльник Ярины.

Сделал паузу.

Слушают уже внимательно. Что же хотели? Классика жанра!

– Итак, дорогие мои, – это уже персонально к Кончиц с Урыльник обращаюсь, – что вы можете доложить родному коллективу о своем проступке? И заодно объяснить, как вы дошли до жизни такой?

Наступила тишина. Тихая такая тишина.

Виновницы торжества глазки в стол попрятали и сидят, как мыши под веником. Будто и не к ним обращаются.

Ну, пошлопоехало, как у Галича: «а как вызвали меня, то сник до робости, и из зала мне кричат: давай подробности!» Не меняется народ от смены политических режимов и изменения экономического уклада. Тем более от простой перемены планеты.

– Ну что молчите? – надавил слегка голосом. – Расскажите всем про вчерашнее. Интересно же народу, зачем его полиция весь вечер вчера трясла и на уши ставила.

– А че рассказыватьто? – ушла в несознанку Урыльник, пряча глаза уже под стол.

Ну прям гимназистка, которая случайно в школьном туалете разбила унитаз, на ковре в кабинете завуча.

Я посмотрел в глаза Ингеборге.

Та ответила понимающим мне взглядом. Вздохнула и попросила:

– А ты с самого начала давай. С того момента, как вы вчера отсюда ушли.

– Да ничего такого и не было. Шли и шли. По сторонам глазели. Потом к нам эти, из крутой тачки пристали. Кататься звали. В ресторан на берегу моря…

Я в это время в упор смотрел на Катю. И напряженно думал: сдаст она хохлушек или не сдаст?

Та поначалу прятала от меня глаза, но потом подняла их и посмотрела с какимто неясным вызовом.