Путешественница. Книга 2. В плену стихий
Шрифт:
– Нет, я не буду, потому что я не должен.
– Да, да, ты должен, должен!
– Нет, потому что…
Джейми помолчал, подбирая слова, встряхнул головой и сел на корточки перед Уилли.
– Понимаешь… Я не буду делать то, чего ты хочешь, потому что я уже не конюх. Вот так. Я ведь говорил, что уезжаю. Далеко.
Мальчишка вконец растерялся. Даже веснушки – у него были забавные веснушки – потемнели.
– Как же так… ты не можешь так поступить! Не можешь уехать.
– Так нужно.
– Нет, не нужно!
Граф
– Не нужно, я не дам тебе этого сделать!
– Милорд, ты ведь понимаешь, что больше не можешь распоряжаться мной. Мне нужно уехать, и я сделаю это, хочешь ты этого или нет. – Джейми был настроен решительно и радовался оттого, что может говорить Уилли что хочет.
– Если ты не останешься… – Парнишка не мог быстро выдумать сколько-нибудь серьезной угрозы, поэтому использовал первое грозное оружие, бывшее в его распоряжении. – Если ты не останешься, я перепугаю всех лошадей, буду кричать, визжать и топать, вот!
– Ах ты негодник! Вот попробуй только – ты у меня получишь!
Джейми уже мог не заботиться о том, как воспримут тот или иной его поступок в Хэлуотере, поэтому мог поступать как считал нужным и в самом деле отшлепать избалованного графа. Пуганые породистые лошади были достаточным основанием для телесного наказания.
Маленький граф рассердился, наверное, еще пуще Джейми: пытаясь повлиять на принятое решение, он вдохнул побольше воздуха и понесся по конюшне, визжа изо всех сил.
Гнедая Миллз Флер была недовольна тем, что ее копыта трогали и что-то там делали с ними, а когда паршивец Уилли промчался мимо нее с оглушающим писком, она громко заржала и встала на дыбы.
Другие лошади услышали ее тревожный призыв и также заржали; некоторые били копытами по стойлам. Малец бежал, выкрикивая ругательства – к удивлению Джейми, он знал их предостаточно, – пиная ногами загородки и тем самым еще больше пугая лошадей.
Нельзя было допускать, чтобы переполошилась вся конюшня. Джейми схватил гнедую под уздцы и едва смог вывести ее наружу. К счастью, от этих манипуляций никто не пострадал. Когда Миллз Флер была привязана к изгороди загона, Фрэзер отправился на поиски Уилли.
Тот орал и продолжал бегать по конюшне, не замечая ничего вокруг.
Когда юный граф, в очередной раз пробегая мимо входа, выдал новую порцию ругательств, Джейми легко подхватил его за шиворот – тот брыкался и орал во всю мочь, – поднес к колоде, служившей для подковки лошадей, положил Уилли себе на колени, хорошенько врезал ему несколько раз и рывком поставил на ноги.
– Ненавижу!
Уилли принял вертикальное положение, тяжело дыша. У него было заплаканное лицо; в ярости он сжал кулаки.
– И я не рад тебе, негодник, маленький бастард! – Джейми не выбирал выражений.
Мальчонка покраснел
– Нет! Я не бастард! Извинись! Не называй меня так никогда, не имеешь права! И никто не имеет! Я не бастард! Забери свои слова!
Джейми не ожидал такой реакции. Выходит, Уилли был свидетелем какого-то неприятного разговора, и… Он слишком долго пробыл в Хэлуотере, чтобы это прошло бесследно для мальчика.
– Извините, милорд. Я был не прав, мне не следовало говорить этого. Я беру свои слова обратно.
Джейми очень хотел крепко обнять Уилли или хотя бы взять его на руки, но… Но он был конюхом, пускай и бывшим, а мальчик был графом, пускай и юным.
Уилли честно пытался принять вид, хоть отдаленно напоминающий графский: он сдерживал вновь набежавшие слезы и утирал исподволь высыхавшие.
– Милорд, разрешите мне.
Джейми сделал то, что ему давно хотелось: встал перед мальчиком на колени и достал грубый платок, чтобы утереть им нос Уилли. Тот смотрел на него очень грустно.
– Мак, ты совсем никак не можешь остаться?
– Совсем…
Синие-синие глаза Уилли опечалились еще больше. Они так напоминали самого Джейми, что он не стал сдерживаться – в конце концов не все ли равно, увидит их кто-то или нет? – и прижал изо всех сил мальчика к себе. Правильно это было или нет, но малыш хотя бы так получил часть отцовской ласки. Джейми мог приласкать его только так, чтобы ребенок не видел слез отца.
Уилли обнял его и дрожал от сдерживаемых рыданий. Джейми гладил его по голове, по спине и утешал по-гэльски.
Он первый прекратил их трогательную близость, отстраняя мальчонку.
– Идем ко мне. Я хочу подарить тебе кое-что.
Сеновал больше не был единственным прибежищем Фрэзера: он давно жил в каморке у кладовки, принадлежавшей раньше главному конюху Хью, который больше не занимался лошадьми. Там было мало места, но было главное – тепло и возможность побыть одному, когда хотелось.
Скромное убранство комнаты составляли койка, табурет, ночной горшок и небольшой столик, на котором размещались все необходимые предметы: книги, большая тонкая свеча в глиняном подсвечнике и маленькая толстая свечка перед статуэткой Богоматери. Деревянную фигурку Святой Девы прислала Дженни, заказав ее у французских мастеров.
– Зачем здесь эта свечка? – полюбопытствовал мальчик. – Бабушка сказала, что так делают только грязные паписты. Мы не жжем свечей перед языческими образами!
– Выходит, я грязный папист, – ухмыльнулся Джейми. – Но это вовсе не языческий образ, это Дева Мария.
– Да? – Уилли казался заинтересованным. – А зачем жечь свечи перед ней?
Джейми задумался, почесывая буйную шевелюру.
– Ну-у… Для того чтобы помнить, наверное. Когда начинаешь молиться, зажигаешь свечу. А пока читаешь молитву, вспоминаешь тех, кто тебе дорог, кого ты любишь. Свеча горит и будто запоминает тех, кого ты помянул в своей молитве.