Путешественник из ниоткуда
Шрифт:
– Сколько я вам должен? – спросил я.
С моей точки зрения, Роденбах заломил чудовищную цену, но я не стал спорить и заплатил. Чудо-старичок собрал остальные очки и, посоветовав мне в другой раз быть осторожнее, удалился.
– Очень вам признателен! – обратился я к Изабель, целуя ее маленькую тонкую ручку. – Прямо не знаю, что бы я без вас делал.
– О, – просияла она, – поверьте, я бы тоже не смогла без вас обойтись! Что будем делать завтра? Искать того, кто похитил чертежи?
– Нет, – решительно сказал я, – с меня довольно. Возвращаемся домой.
– Но почему? – удивилась Изабель. –
Но я только покачал головой.
– Не стоит, мадемуазель Плесси... Да, я и в самом деле пытался помочь, но теперь понимаю, что у меня бы все равно ничего не получилось. Я не настолько умен, чтобы... Я постоянно совершаю ошибки, которые обходятся слишком дорого. – Изабель, не отрываясь, смотрела на меня. Вид у нее был обиженный. – Я не могу и не имею права заниматься расследованием столь сложного дела. Это расследование баронессы Корф, и только она должна им заниматься. От меня ей все равно не будет никакого толку.
– По-моему, вы ошибаетесь, – вздохнула Изабель. – Но, если вы хотите вернуться, почему бы и нет? Уверена, баронесса будет рада видеть вас, – язвительно добавила она.
Увы, у меня не было никаких причин разделить ее уверенность. Тем не менее я поблагодарил Изабель, и она ушла, пожелав мне спокойной ночи. Оставшись один, я достал записную книжку, вписал в нее несколько деталей, которые показались мне существенными, разделся, погасил лампу и лег спать. Потом пришел клоун, засмеялся и выстрелил в меня. Но, впрочем, это был всего лишь сон.
ГЛАВА XXX
– И должен вам заметить, милостивый государь, что нахожу ваше поведение совершенно непростительным! Нет, в самом деле возмутительная безответственность... В то время как в нашем уезде произошло покушение на убийство высокого должностного лица, – тут Григорий Никанорович зачем-то оглянулся на императорский портрет, взирающий на него свысока со стены, – лица, прибывшего к нам из самой столицы, и в то время как убийство – убийство! – юной прекрасной особы остается нераскрытым, вы, милостивый государь, вы...
Ряжский был в ударе. Он чувствовал в себе силы, волю и потребность распекать, и его хорошо поставленный, ораторский голос гремел и рокотал, разносясь по кабинету, вырываясь за его пределы, в коридор, на площадь за окнами, и заставляя даже унылые буквы на вывеске «Моды парижские, лондонские и иные прочие» ежиться от неловкости. Увы, посередине обличительного периода у исправника перехватило горло. Возможно, виною тому была обыкновенная чаинка, возможно, крошка хлеба, но факт остается фактом – Григорий Никанорович вытаращил глаза, побагровел, крякнул и разразился кашлем.
– Поехал в Санкт-Петербург! – проревел он, когда кашель немного отпустил его. – В то самое время, когда в нем так нуждались именно здесь! Неслыханно, милостивый государь, просто вопиющее...
Без стука в кабинет вошла баронесса Корф. Лицо ее было бледно, одна рука подвязана. За ней почтительной тенью семенил секретарь Былинкин.
– Доброе утро, – хмуро бросила мне баронесса. – Уже вернулись? Прекрасно.
Григорий Никанорович заметался по кабинету, лепеча приветственные слова – по адресу баронессы, смутные угрозы – по моему адресу, и в то же время выдвигая и задвигая стулья в поисках такого, который
– Окно затворите, – бросила она секретарю, и Никита Егорыч со всех ног бросился исполнять данное ему поручение. Он стукнулся о шкаф, тихо ойкнул, но, однако же, сумел добраться до окна и закрыть его. – Итак?
Последний вопрос был обращен явно ко мне.
– Возмутительное своеволие, – пропыхтел Григорий Никанорович. – Никому не сказавшись, взять и уехать...
– Отчего же? – уронила баронесса Корф. – Если молодому человеку удалось открыть что-то важное, то мы вряд ли будем на него в претензии... Я вас слушаю, Аполлинарий Евграфович.
Стараясь не глядеть на Ряжского и секретаря, который застыл в углу, подражая предмету мебели, я рассказал баронессе Корф о поездке. Не утаил ничего из того, что мне удалось выяснить, и не стал скрывать, что неожиданное появление клоуна свело на нет все мои планы. Баронесса хмуро глядела на меня, но во время моего рассказа не перебила ни словом. Только один раз на ее губах появилось подобие улыбки – когда я упомянул, как именно Китти рассчитывала употребить доставшиеся ей чертежи.
– Итак, подведем итоги, – сказала баронесса, когда я закончил. – Вы сумели разговорить кондуктора, который запирался, когда мои коллеги допрашивали его. Вам удалось установить личность человека, у которого оказались чертежи, и вы выяснили, что он не был никаким сообщником, а попросту оказался вором. Далее, вы отыскали его objet [44] , которой достались чертежи, и выяснили, куда она их дела. Что ж, похвально.
44
Здесь: любовницу (франц.).
Баронесса вздохнула. Ряжский кусал губы, и я видел, что он уже явно сожалеет о своей горячности.
– Однако в самый последний момент появился месье с оружием в руках, – продолжила баронесса, поморщившись, – и свел на нет все ваши усилия.
– Мне кажется, – поспешно сказал я, – тот человек и был Леманн.
– Да, конечно, Леманн, – сухо согласилась Амалия Корф. – Он превосходный стрелок. Но суть не в том. Вы пожелали отличиться, что похвально, но... – она дернула щекой, – ...насколько проще бы все было, если бы вы просто рассказали мне о ваших соображениях, и я могла бы подключить наших людей в Петербурге. А вместо этого...
– Но вы были ранены, – напомнил я. – Мне не хотелось лишний раз вас беспокоить. И кроме того, я вовсе не был уверен, что моя гипотеза – правильная.
Я и сам понимал, что мои оправдания звучат нелепо. Былинкин недовольно покрутил головой. Вероятно, по его мнению, я выставлял себя в смешном свете.
– Оставим пока в стороне ваши соображения, – уже раздраженно бросила баронесса. – Так или иначе, в результате ваших поспешных действий мои поиски едва ли не затруднились. Конечно, честь вам и хвала, что вы смогли вычислить Столетова и его подругу, но найти чертежи теперь будет невероятно сложно. По сути, вы обрубили единственную нить, которая вела к ним.