Путешественник из ниоткуда
Шрифт:
– Заметили? – нетерпеливо посмотрела на меня Амалия.
– Что, простите? – глупо спросил я.
Баронесса Корф тяжело вздохнула и стала объяснять мне, как маленькому:
– Карточки Петруши... мальчика... в альбоме ни одной нет. Вам не кажется это странным? Если ради сына она не поколебалась пойти на убийство, то... как же может быть, чтобы она не хранила его карточек?
– В самом деле, – согласился я. – Может быть, они лежали отдельно, в каком-нибудь другом месте?
– То-то и оно, – с досадой ответила Амалия. – Я обыскала всю комнату, но ничего не нашла. Какие-то счета
– Может быть, их просто не успели сделать? – предположил я.
– Может быть. – Амалия поморщилась. – Хотя такое мне трудно понять. Ведь даже снимок имения она сохранила.
Мы в молчании уставились друг на друга.
– И что вы теперь думаете? – спросил я наконец.
– Я думаю, – с досадой ответила Амалия, – что мы слишком мало знаем о том деле, с которого все началось.
– Вы имеете в виду убийство Петруши?
– Совершенно верно. А потому я собираюсь поехать в Ревякино и все как следует разузнать. Может быть, живы еще какие-то участники тех событий... Во всяком случае, стоит попытаться.
– То убийство произошло четверть века тому назад, – напомнил я. – Слишком долгий срок, Амалия Константиновна.
– Нет, мой дорогой, – возразила баронесса, поднимаясь с места. – Дело было шумное, лакомое для провинции. Оно обсуждалось не раз и даже не тысячу раз, след таких дел в глуши сохраняется на долгие годы. Это вам не столица, где самое громкое разорение забывается на следующий день.
Лично я считал, что поездка в Ревякино нам мало что даст. Однако, как выяснилось из последующих событий, заблуждался.
Старый дом был все так же прекрасен, как и много лет тому назад – несмотря на то, что хозяйственных пристроек и всевозможных уродливых флигелей стало еще больше. Зато неподалеку от усадьбы был отрыт пруд, и было видно, как возле дна шныряют шустрые маленькие рыбки.
Я представился новому владельцу Ревякина, довольно молодому человеку, который, как оказалось, недавно женился. Он сказал, что усадьбу эту приобрел еще его отец.
– А кто-нибудь в округе помнит старых хозяев? – спросил я. – Мы ищем людей, которые бы знали их лично.
Молодой человек подумал немного и ответил, что вряд ли сможет нам помочь. Кажется, в деревне жила старая нянька Аннушки Маркеловой, но старуха уже лет пять как умерла. Прочие слуги разбрелись кто куда, и их судьбой он не слишком интересовался.
– Полагаю, вам лучше спросить у священника, отца Якова... А я, к сожалению... – И он конфузливо развел руками.
Я поблагодарил его, и мы с Амалией удалились. У дверей хозяин окликнул нас и пригласил поужинать позже у него, если мы не успеем вернуться на станцию.
– Если хотите, можете переночевать у нас... – с улыбкой добавил он. – Моя жена будет очень рада. В наших местах редко попадаются образованные люди.
Амалия поблагодарила за любезное приглашение и сказала, что мы, возможно, воспользуемся им, после чего мы отправились искать священника. Тут, признаться, нам повезло куда больше, потому что отцу Якову было около шестидесяти, и он отлично помнил те давние события.
– Тягостное
– А кто именно первым понял, что имело место убийство, доктор? – спросила Амалия.
– Доктор Ястребов, да... Он потом перебрался в Тверь, а года три назад умер. Марья Петровна хотела, чтобы на суде он говорил в ее пользу... Говорят, деньги ему большие посулила, ну да полковник, дядя Анны, дал еще больше... Вот он и заявил, что никакого убийства не было. Да и отец Анны, когда все открылось... не мог же он тогда родного ребенка выдать... Но все равно все вокруг знали, что случилось. Знали – но помалкивали... А Марья Петровна уехала потом. Куда – не знаю... И что с ней сталось, тоже не ведаю.
– Она была заботливой матерью? – спросил я.
– Она-то? Конечно, как же иначе... Петруша ведь ее сын был.
– Да, конечно... Он родился здесь, в усадьбе?
– Нет, в Твери, там доктора получше. А у доктора Ястребова однажды роженица умерла... Марья Петровна и сказала, что не будет здесь рожать.
– А правда, что Маркелов женился на ней только после того, как она родила ему сына? – осведомилась Амалия.
– Ох, правда... Пытался я его вразумить, мол, нехорошо он все-таки поступает... но Лев Сергеевич уперся и ни в какую. Так и настоял на своем... Ну а что вышло? Так, что хуже и не придумаешь...
Амалия поблагодарила священника, и мы удалились.
– Похоже, что ничего нового мы так и не узнали, – проворчал я.
– Терпение, Аполлинер, терпение, – отозвалась Амалия. – Есть у меня одна мысль... – Она заметила кладбищенские кресты и остановилась как вкопанная. – Правда, это пока не мысль, а так, подозрение... Интересно, где его похоронили?
– Мальчика? – спросил я.
– Похоже, здесь господское кладбище, – отозвалась Амалия, не слушая меня. – Идем!
И мы двинулись вперед по дорожке, извивающейся между могилами. Когда-то кладбище было довольно богатое, ухоженное, но время и нерадение живых сделали свое. На надписях облупилась позолота, мрамор надгробий искрошился, некоторые кресты покосились, а земля поросла травой и репейником, над которым гудели пчелы.
– Мое почтение!
Как из-под земли, перед нами вырос худой сутулый субъект с запавшими глазами и торчащими скулами. Он заложил руки за спину и поклонился как-то в сторону, косясь одним глазом на мою спутницу.
– Вы кто такой? – неприятно пораженный, спросил у него я.
– Я? Никодим, сторож местный, – удивленно ответил субъект. – Мальчишек гоняю, а то они повадились на кладбище играть, супостаты... Отец Яков этого страсть как не любит. А еще я певчий, на клиросе пою, – зачем-то прибавил субъект. – Отец Яков говорит, у меня голос хороший...