Путешественник по Изнанке

Билик Дмитрий Александрович

Когда я закончил, Форсварар поднялся и подошел ко мне вплотную. Словно с его места я мог что-то не услышать.

— Я верю тебе. И считаю, что ты поступил правильно. В противном случае, вы бы все умерли. Много смертных гибло рядом с Безумным во время инициаций. Таково бремя его хиста.

— Вы об этом знаете и так спокойно говорите?

— Все об этом знают. Но это единственный способ стать рубежником. Других твареловов у нас нет.

Форсварар покусал губы и стал говорить, медленно поднимая руку для рукопожатия.

—

Но я против того, чтобы ты ушел прямо сейчас. Потому что не хочу, чтобы между тобой и Анфаларом была какая-то недосказанность или обида. Я очень прошу тебя дождаться, когда он придет в себя. Наш лекарь работает с ним. Думаю, это случится скоро.

И руку не убирает, гад. Мол, очень тебя прошу, но ты уж пообещай хистом, будь любезен. Я вспомнил, как подкосились ноги, когда я нарушил обещание. И это я ведь просто Анфалара сознания лишил, не намереваясь убить. Думаю, попробуй сбежать, меня можно будет высушить и повесить на стену в качестве шкуры. Тут как раз немного мрачновато, надо разбавить интерьер. Внести пару красок из моего мира.

Поэтому я пожал руку, пусть мне больше всего хотелось сбежать. Так, на всякий случай. Анфалар хороший мужик и все такое. Но когда проходит немного времени, мы начинаем более разумно смотреть на произошедшее с нами. Проблема в том, что у каждого свой срок, чтобы остыть. Бабушка мне так и говорила: «Мотя, с я тобой пять минут не разговариваю». А Костян один раз на неделю бойкот объявил.

— Тогда ответь на мои вопросы, — сказал я. — Ты обещал, что когда я…

— Я помню, — прервал меня Форсварар. — Спрашивай.

— Что произошло с Машельхе и Рехоном из семьи Морт?

— Семья Морт, — задумчиво ответил Форсварар. — Дай мне собраться с мыслями.

Он подошел с трону, сел на него и будто бы вынул из тела какую-то кость. Я так и не понял, что именно. Нечто вытянутое, острое, ослепительно белое. А после сразу спрятал на Слове.

И снова стал самим собой. Старым ведуном, который устал от жизни.

— Ахаха, — рассмеялась Лихо.

Юния по-прежнему была не в лучшей форме. Это я понял по ее тону. Обычно бархатистый, завораживающий, теперь он стал старческим, гавкающим.

— Вот в чем дело, сс… — произнесла нечисть. — Старая уловка, но всегда работает.

— Какая уловка? — удивился я.

— Очень дорогая, сс… Во всех смыслах. Лучше спроси, сколько твоему новому другу лет?

— Какая уловка, Матвей? — меж тем поинтересовался правитель.

Ну да, у нас же с Лихо связь напоминала наушник. Ее никто не слышит, меня все.

— Форсварар, сколько вам лет?

Я так и не понял, то ли рубежник рассмеялся, то ли закашялся. Короче, звук мне все равно не понравился.

— Ты понял, да?

Нет ничего глупее, чем кивать, абсолютно не догадываясь, о чем идет речь. Но именно сейчас я так и поступил.

— Я младше Анфалара, — ответил правитель, чем чуть-чуть меня удивил.

Да

ладно, вру, заставил так офигеть, что обратного пути уже не было. Нет, понятно, что хист хранил Анфалара и все такое. Вот только он выглядел как нормальный тридцатилетний мужик, тогда как Форсварар можно было назвать его дедом.

— За все есть своя плата, Матвей. В том числе за силой, которой ты обладать не должен. Мне нет и шестидесяти. Потому лично я знаю лишь Рехона. Его мать скончалась задолго до того, как я стал рубежником.

У меня почему-то вдруг бешено забилось сердце. Я только представил, как встречаются Васильич и его сын. Два старика. Правда, еще непонятно, как это можно устроить, ведь они люди. А потом вдруг меня осенило…

— Анфалар говорил, что раньше Фекой был значительно больше. Тогда зачем правителю города знать обычного жителя? Значит, Рехон был рубежником?

— Стал им прежде меня и служил в городской страже.

Да, джекпот, мать его. Там это, Скугга, или Судьба, в общем, вы все, извините, я был немного раздражителем последние лет двадцать. Но и меня можно понять. Что ни день, то попытка из букв «ж», «п», «о», «а» составить слово «счастье». И тут вдруг такое везение.

Правда, я с запозданием понял, что Форсварар не особо разделяет мою радость. И смотрит на улыбающуюся физиономию собеседника как-то уж слишком кисло. А потом дошло — проклятые глаголы в прошедшем времени. Вот ничего хуже их, ей богу: уехал, жил, исчез. Был рубежником, чтоб его!

— Расскажите о нем, Форсварар.

Больше всего мне хотелось сказать: «Что с ним стало?». Но, видимо, попросту не хватило духа это озвучить. Поэтому я решил зайти издалека. И правитель благосклонно ответил.

— Он был из отверженных, с самого начала. Озлобленный на весь мир…

И его можно понять! Против пацана и его семьи был настроен целый город только по той причине, что он неместный.

— Рехон и рубежником стал случайно. Я слышал эту историю, но каждый раз по-новому. По одной из версий, его с матерью выгнали из города.

— Почему? — сразу спросил я, хотя ответ знал.

— Не знаю. Я был тогда слишком мал. Но вместо того, чтобы найти новую обитель для жизни, Рехон отправился в самое чрево к тварям. И вернулся рубежником вместе с матерью.

— И вы их приняли?

— Он был рубежником, — развел руками Форсварар. — Каждому новому стражнику с рубцом выделяют дом и жалование. Там он и поселился. Вскоре его мать умерла от старости, а через какое-то время я стал рубежником и познакомился с Рехоном. Он был… невероятно злым и отважным. Только его вела не доблесть, а нескончаемая ненависть ко всему миру. Он надолго уходил в самые опасные вылазки и возвращался порой тогда, когда вернуться не должен был.

— Обычно по традиции жанра появляется «но». Хотя как по мне, все складывается очень даже хорошо.