Путешествие длиною в жизнь
Шрифт:
После того как кончилось плавание, перелистывая страницы своего дневника, я почувствовал, что меня задним числом берет оторопь: какие мы все на "Ра" были разные! Сверхобщительный Жорж и замкнутый Норман; конформный Сантьяго и не умеющий приспосабливаться Карло. День и ночь, земля и небо, вода и камень, стихи и проза, лед и пламень сошлись на борту "Ра"!
Авторитет Тура был бесспорен. И что не менее важно, он этим авторитетом не кичился. Его можно было (не пробовал, правда) хлопнуть по плечу, вахты он стоял наравне со всеми, за тяжеленное бревно брался без приглашения. В сущности, большую часть времени был он никакой не капитан, а матрос, корабельный чернорабочий, как любой из нас. Этого требовали обстоятельства:
Спасательный плот на борту "Ра" представлял собой квадратную пенопластовую основу, обтянутую водонепроницаемой тканью. Внутри - емкость для аварийного запаса воды, пищи и для рации, а также тент. Общий вес плота - чуть больше ста килограммов. Размещался он под капитанским мостиком. Вскоре после начала плавания мостик осел и придавил плот, так что воспользоваться им в случае экстренной необходимости стало никак невозможно.
Мы убедились в этом, когда день на двадцать пятый принялись облегчать уже основательно притопленную корму: мы намеревались переправить плот водным путем с кормы на нос. Подступились к плоту, а он не вылезает. Отпилили кусок пластикового покрытия, укоротили, сузили, подрубили и расшатали все, что могли, а плот - ни с места. После многих попыток мы сыграли отбой, полагая, что назавтра то ли сами будем сильнее, то ли плот покладистее.
Следующий день наступил для меня позже обычного. Я отстоял рассветную, довольно хлопотную вахту, чувствовал себя несколько неважно - почему-то болели вырезанные четыре года назад миндалины - и с облегчением завалился спать. Меня не будили. Поднимаюсь, смотрю - уже десять утра, на корме Тур, Сантьяго и Карло оживленно спорят по-итальянски. Спросил Сантьяго, что решено делать с плотом.
– Есть идея плот разрезать на части и сделать из него кормовую палубу.
Вот это да! Уничтожить наш единственный шанс на спасение!
– А если ураган, шторм, если корабль переломится, что тогда?
– Это не укладывалось у меня в голове! Наш плот, который уже почти месяц служил нам психологической опорой, амулетом от всяких бед... И вдруг его уничтожить...
– Имею два возражения! Первое: плот может понадобиться. Второе: что скажут оппоненты? Древние мореплаватели не пользовались пенопластом! Уж скорей мы могли бы строить палубу из пустых канистр!
И тут вмешался Тур:
– Что касается оппонентов - да! Древние пенопласта не имели! Но они имели большее - опыт строительства подобных лодок. Наш "Ра" - эксперимент, и не совсем удачный. Если бы пришлось строить второй корабль, мы не повторили бы ошибок. А пока что доказано главное: папирус - отличный плавучий материал! Кривая его водонасыщения идет круто вверх первые пять дней, затем становится пологой и потом практически вовсе не поднимается. То же самое и с прочностью на излом: двадцать шесть дней корабль непрестанно сгибается и выпрямляется - и ничего! Сталь бы не выдержала, а мы плывем. О каких же угрожающих неожиданностях вы изволите говорить?
Я почти ежедневно, - продолжал Тур, - предупреждаю о постоянном обязательном ношении страховочных концов. Но некоторые, не буду называть кто, ибо в их числе побывали почти все, упрямо об этом забывают. Между тем это опасность номер один. Мы не сможем спасти человека, упавшего за борт, "Ра" не имеет заднего хода и не обладает маневренностью.
Речь Тура, в которой он упомянул и о других опасностях, была длинной. В заключение он сказал:
– Прошу понять - мы ведь не выбрасываем спасательный плот, мы
Разумеется, Тур победил. Все его поддержали. Я тоже согласился, переубежденный, без тени сомнения.
И мы продолжали свой путь, зная, что отныне нам с палубы "Ра" пересесть не на что, - с хрупкими веслами, с обвисшей кормой, наваливаясь сообща при авралах и уходя в себя в минуту грусти.
И все же, что такое был наш "Ра"? В сущности, он представлял из себя многослойный плот, связанный из снопов папируса, с изогнутыми кверху носом и кормой. Лодочники с озера Чад укладывали вместе один бунт за другим, соединяли их, притягивая друг к другу веревками и канатами. Каждый сноп плыл как бы сам по себе, поднимался и опускался, как рояльная клавиша. Мы путешествовали словно на целой стае игрушечных корабликов, где у каждого свой норов. Хорошо хоть всем им было с нами по пути.
Тур этим восторгался. Он объяснял: "Главный секрет "Ра" - его эластичность, он и волны взаимно огибают, обтекают друг друга, и потому нашему судну не опасен никакой девятый вал".
Действительно, как ни трепало нас, мы не перевернулись, не утонули. И все же "Ра" был довольно кустарным сооружением. Кривобокий, несимметричный, хижина не по оси, а набекрень. Корма почти сразу же начала намокать и погружаться, а правый борт оседал на глазах. Так что большую часть пути мы проделали полупритопленные, словно накренились однажды для виража, а выпрямиться раздумали. Да, первый наш "Ра" был не очень надежен, теперь можно это сказать.
Мы любовались им, когда он возникал на строительной площадке, радовались, ступив на его палубу, а расставшись с ним, глотали искренние слезы. Последнее не мешало нам понимать, что этот уродец-работяга был, конечно, никакой не корабль, а, употребляя любимое выражение Тура, плавучий стог.
Однако, несмотря ни на что, "Ра-1" честно исполнил свой долг. Он был первопроходцем, отважным разведчиком, и мы ему искренне благодарны...
На третий день пути, 27 мая, я записал в своем дневнике: "...Правая сторона кормы осела больше левой. Вообще, мы с самого начала (еще в Сафи) перегрузили правую сторону, а кроме того, и волны и ветер идут все время справа. Корабль слегка косит на правый бок..."
Через день я снова записал: "Нас заваливает на правый бок. Волны идут справа, папирус с этой стороны намокает больше. Если не вмешаться, наша палуба может стать правым бортом, а левый борт - палубой. Тур считает, что большой парус исправит положение, но и не сбрасывает со счетов перераспределение груза... Завтра весь груз будет перемещен с правого борта на левый и ближе к носу..."
С того дня перетасовка багажа стала нашей постоянной и естественной обязанностью. Кувшины с водой и пищей мы без конца перетаскивали с места на место, снова и снова находя для них точку, позволявшую уравновесить качели, один конец которых оседлал океан.
Иногда нам казалось, что весы выровнялись: "7 июня. Лодка ведет себя прекрасно". Но океан усаживался поудобнее, и: "8 июня. Кренимся на правый борт, и довольно значительно. Вся правая половина кормы пропиталась водой, под ногами хлюпает, будто забрел в болото".
К тому времени мы уже понимали, что беда не только и не столько в размещении груза, - виновата сама лодка, качество ее постройки. "...Я заметил, что правая сторона вообще сделана хуже, чем левая: папирус уложен не так тщательно, местами вылезает из-под веревок, коробится. "Да, ответил Тур.
– Левую сторону делал Муса, а правую - Омар...""