Путешествие на "Кон-Тики"
Шрифт:
Мы пошли так, чтобы обойти бурлящий котел у южной оконечности острова, надеясь, что нам удастся проскочить вдоль рифа и подойти к острову с подветренной стороны или, по крайней мере, попасть в более мелкое место, где можно будет приостановить плот с помощью самодельного якоря и подождать, пока ветер изменит направление.
Около полудня мы находились на таком расстоянии, что могли рассмотреть в бинокль растительность острова - пышные зеленые кустарники на фоне густой рощи молодых кокосовых пальм. На берегу перед ними на светлом песке лежали огромные коралловые глыбы. Кроме белых птиц, паривших в воздухе над пальмами, никаких других признаков жизни не было.
Часам
На корме у руля стояли двое. Они были за бамбуковой хижиной и не видели, что делается впереди. Эрик в качестве признанного морехода, пристроившись на кухонном ящике, подавал рулевому команду. Наш план был очень прост: держаться как можно ближе к опасному рифу. На мачте постоянно находился наблюдатель. высматривая брешь или проход в рифе, в который плот мог бы проскользнуть. Течение, к счастью, несло нас вдоль рифа. Неустойчивые килевые доски все же позволяли нам поворачивать плот в обе стороны под углом примерно в 20o к ветру, а ветер дул вдоль рифа.
Эрик вел плот зигзагами, имея в виду, что нас могло затянуть к рифу, а мы с Германом вышли на резиновой лодке, привязанной канатом к плоту. Каждый раз, когда плот был на галсе, направленном к рифу, нас подбрасывало, и мы подходили так близко к гремящему барьеру-рифу, что ясно видели зеленую стеклянную стену воды, откатывавшуюся от нас. Когда волны уходили, риф обнажался и напоминал разрушенную баррикаду из ржавого железа. Вдоль берега, насколько видел глаз, мы не могли обнаружить в рифе ни бреши, ни прохода. Отпустив шкоты с правого борта и натягивая их с левого, Эрик перекладывал парус, а рулевые помогали кормовым веслом. Таким образом, "Кон-Тики" поворачивался носом в сторону моря, и нас выносило из опасной зоны до следующей попытки проникнуть за риф.
Всякий раз, когда "Кон-Тики" несло на риф и отбрасывало обратно, у нас, сидящих в лодке, душа уходила в пятки: ведь мы подходили все ближе и чувствовали, как волны становились все выше и яростнее, удары их все ускорялись. Нам казалось, что Эрик слишком близко подходит к рифу, нет никакой надежды спасти "Кон-Тики", нас вот-вот затянет и мы разобьемся об этот проклятый красный риф. Но Эрик повторял свой изящный маневр, и "Кон-Тики" снова уходил в море, подальше от места, где его могло затянуть к рифу. Мы двигались так близко вдоль берега острова, что видели каждую мелочь на берегу, но его райская красота была недосягаема из-за лежащего между нами пенящегося вала.
Приблизительно в три часа в пальмовом лесу появился просвет, и мы впервые увидели голубую водяную гладь лагуны. Окружающий ее риф был все так же непреодолим и все так же, зловеще пенясь, скрежетал своими кроваво-красными зубами. Ни одного прохода. Скоро и просвет в лесу исчез, а мы с попутным ветром двигались и двигались вдоль острова. Затем пальмовый лес стал редеть, и мы смогли еще раз заглянуть внутрь кораллового острова. Мы увидели широкую, красивую лагуну с соленой водой, похожую на большое молчаливое горное озеро, обрамленное колышущимися кокосовыми пальмами и блестящим песком. Заманчивый зеленый пальмовый остров окружал широким песчаным кольцом
Весь день мы шли зигзагами вокруг Ангатау и очень близко ощущали его прелесть - сейчас же за входом в хижину. Солнце бросало свои лучи на пальмы, и весь остров казался нам радостным и райским. Когда маневрирование нашего плота превратилось в установившуюся привычку, Эрик достал свою гитару и стал на палубе в огромной перуанской соломенной шляпе, наигрывая и напевая сентиментальные песенки Южных морей, а Бенгт готовил на краю плота праздничный обед. Мы открыли старый кокосовый орех из Перу и выпили за здоровье молодых свежих орехов, еще висевших на деревьях острова. Огромное впечатление на нас, шестерых, прибывших с моря, произвела царившая вокруг атмосфера: покой царил над большим зеленым пальмовым лесом, твердо стоявшим на земле и простиравшимся перед нами во всем своем великолепии. Покой царил среди белых птиц, паривших над верхушками пальм; покой был и над зеркальной лагуной, и над мелким песком берега, и над злобным красным рифом с его канонадой и барабанным боем. Полученное нами от всего этого впечатление никогда не изгладится из нашей памяти. Не было сомнений в том, что мы находились уже на противоположной стороне атолла и перед нами был самый настоящий остров Южных морей.
Удастся ли вам выйти на берег или нет, не имело значения. Как бы то ни было, мы прибыли в Полинезию, а просторы океана остались навсегда позади нас.
Волею судеб торжественный день прибытия к Ангатау оказался девяносто седьмым днем нашего путешествия. Но ведь еще в Нью-Йорке мы рассчитывали достигнуть полинезийских островов при теоретически идеальных условиях на девяносто седьмой день.
Примерно в пять часов вечера мы прошли мимо двух стоявших на берегу между деревьями хижин, крытых пальмовыми листьями. Не было видно ни дыма, ни какого-либо другого признака жизни.
В половине шестого плот снова подходил к рифу. Мы приближались к западной оконечности острова и решили еще раз поискать, нет ли прохода в лагуну. Солнце висело так низко, что слепило глаза, а за последним мысом, где море билось о риф, появилась небольшая радуга. Нам видны были лишь очертания острова. На берегу показалась неподвижная группа черных точек. Вдруг одна из них медленно двинулась к воде, в то время как другие бросились к лесу и исчезли. Это были люди! Мы пошли вдоль рифа настолько близко к лесу, насколько у нас хватило смелости. Ветер затих, и мы почувствовали, что нас может сейчас затянуть к острову. Мы увидели, как на воду спустили каноэ, в него прыгнули два человека и стали грести к рифу с внутренней его стороны.
Сначала они шли вдоль рифа, затем резко изменили направление, и мы увидели, как каноэ быстро поднялось в воздух, скользнуло в проход в рифе и направилось в нашу сторону.
Значит, проход был! Единственная наша надежда! Теперь мы видим всю деревню, раскинувшуюся между пальмами. Но тени уже становились более длинными.
Двое людей, находившихся в каноэ, махали нам руками. Мы усиленно отвечали тем же, и они погнали скорее свое суденышко. Это была полинезийская лодка с балансиром, а в ней две коричневые фигуры в фуфайках гребли изо всех сил, сидя лицом к нам. Нас опять ожидали трудности из-за незнания языка. Из всех нас я один помнил несколько слов на диалекте Маркизских островов, и то потому, что я жил на острове Фатухива. Но полинезийский язык трудно помнить, а в наших скандинавских странах не могло быть и речи о применении его на практике.