Путешествие на край света: Галапагосы
Шрифт:
Единственного, кого я встретил в Пауле, был старатель, наполовину сумасшедший, которого все звали «Русским», но это был не тот русский «Канталехо», которому «Черный» Томас отрубил пальцы много лет назад. Этот же был владельцем маленькой забегаловки, где продавал напитки и еду, расположенной рядом с месторождением алмазов.
Он был одним из первых, кто объявился в этих местах, и специально выбрал для себя участок, где мог бы не только намывать алмазы, но и одновременно с этим вести какую-никакую торговлю. Метров пятьдесят отделяли его участок от другого, и как-то некие старатели, кому достался участок
Этого Русского я помнил очень хорошо, потому что он как-то пытался продать мне шпагу, изготовленную в шестнадцатом веке, которая, как он уверял, была найдена им в верхнем течении Карони, рядом с горами Сьерра-Паракаима. А это означает, что когда-то, в тысяча пятьсот каком-то году, в тех местах, куда теперь с большим трудом можно добраться только на самолете, побывал некий испанец и потерял там свою шпагу.
Когда я нашел «Русского», выглядел он очень постаревшим и усталым. Последние четыре года он провел в тюрьме «Эль Дорадо», а это может покончить с любым. Его обвинили в том, что он якобы убил одного скупщика алмазов и украл у него камни. С тем сроком, какой дали ему, можно было и не мечтать выйти оттуда. На его счастье вскоре открылось, что не он ограбил того человека, хотя мог и убить во время спора, и его выпустили на свободу.
Поскольку после всех проблем и злоключений выглядел он очень измотанным, я спросил его, как у него хватило силы воли, да и просто сил остаться в Гайане. В ответ он лишь пожал плечами.
– А куда мне прикажешь идти? – сказал он. – Я был одним из первых, кто приехал сюда, в Пауль, когда здесь послышался «звон», что разнесся по всей стране – «музыка», какую издают алмазы. Прошло уже пять месяцев, и я заработал семьдесят тысяч боливаров. Где я еще смог бы заработать столько?
– А зачем тебе эти деньги? Ты же тратишь все, что зарабатываешь… – ответил я ему. – Ты погубишь себя в шахте, и у тебя никогда ничего не будет.
– Сейчас, да, – угрюмо подтвердил он. – Но у меня имеется «аптечка», поддерживающая меня – моя таверна – и я коплю понемногу. Если продолжу добавлять, как сейчас, то смогу купить самолет.
– Самолет? – удивленно переспросил я. – А зачем тебе самолет?
– Чтобы открыть здесь, в Великой Саванне, транспортную компанию. Я хорошо знаю этот регион и уверен, что будущее за самолетами.
– Умеешь пилотировать.
– Нет, но научусь.
– В твои-то годы?
– Так мне всего-то сорок один.
Я взглянул на него удивленно. Любой, кто бы увидел его, мог бы поклясться, что ему уже за семьдесят. Но я поверил, что он не «скинул» лишние года, просто сельва, шахта и «Эль Дорадо» могли запросто превратить любого юнца в старика.
Я попросил его рассказать про «Эль Дорадо», но он отрицательно покачал головой и сказал:
– Там настоящий ад, мальчик. Лично я предпочитаю не вспоминать об этом.
А я не стал настаивать, к тому же это было бесполезно. Весь остаток дня я провел с ним на его участке, где, конечно же, мы не нашли ничего за весь вечер.
– Это месторождение начинает истощаться, – прокомментировал он, когда мы вернулись к нему таверну, что одновременно служила жильем. – Если найдется хотя бы один, кто купит у меня
– Но там, на юге, нет ничего кроме гор Паракаима, – возразил я. – Ты что, полезешь в эти горы?
– Я еще не спятил, – ответил он. – Дикари, обитающие в тех горах, дурные люди. Но там, рядом с этими горами, протекает одна речушка, где всегда можно найти какой-нибудь камешек… Я должен собрать денег и купить самолет.
Я оставил его наедине с его иллюзиями. Я думаю, что он до сих пор цепляется за свою мечту, потому что в Гайане можно быстро разбогатеть. А, может быть, он уже умер, потому что там умирают еще быстрей.
Что касается меня, то я вернулся в Каракас, опять через Пуэрто-Ордаз, где попрощался с Педро Вальверде. Я пожалел, что не добрался до Тукупита, где жил мой старый товарищ, Франк Гарсиа-Сукре, с ним мы когда-то, в молодые годы, хорошо порезвились в Мадриде.
В Каракасе генерал Раварт очень обрадовался, узнав, что выбранное им место мне понравилось, и пообещал на следующей неделе представить проект «Операция Ноев Ковчег» президенту Рафаэлю Калдера.
Я бы с удовольствием остался и дождался решения, но в те дни, в очередной раз, в Центральном Университете Каракаса начались волнения, и потребовалось вмешательство Армии, а потому президент был слишком занят, чтобы заниматься делами по переселению каких-то африканских животных.
На самом деле, проблема студенческих беспорядков не оказалась такой уж важной и генерал Раварт, все-таки, спустя несколько дней после моего отъезда, смог побеседовать с президентом о моем проекте и получил одобрение.
К счастью, и не смотря на эти спорадические всплески студенческого недовольства, сейчас Венесуэла, после двенадцати лет демократического правления, представляет из себя пример того, что испаноговорящие страны, несмотря на все возражения, могут управляться в пределах законодательства и принципов демократии и даже могут менять политический курс, без того, что это приведет к очередным проблемам.
В те времена, когда большинство соседей – Аргентина, Бразилия, Парагвай, Боливия, Перу и Панама – оказались в очередной раз под гнетом тоталитарной милитаристской системы, хотя казалось, что с подобным было давно покончено на континенте, то страна, добывающая нефть, которая, исходя из общих рассуждений, должна была оказаться тем в большей опасности, чем богаче, тем не менее старается изо всех сил сохранить систему выборов, когда правительство избирается путем всенародного голосования и эти усилия поддержаны волей всех ее жителей.
Несколько лет назад никто, даже самый оптимистичный наблюдатель, не смог бы поверить, что в стране из этого полушария демократия сможет просуществовать долгих двенадцать лет, хотя внутри и происходила передача власти между группами, которые можно считать политическими врагами, и, однако, в Венесуэле подобное происходило. И не стоит забывать тот факт, что в прошлом Венесуэла пережила самые худшие военные диктатуры – диктатуру Хуана Висенте Гомеса и Маркос Перес Хименес – и, следовательно, сохранила достаточно глубокие традиции, присущие диктаторским режимам, точно так же, как и изрядное количество «ультрас», что все еще с ностальгией вспоминают «золотые годы, когда правил любимый генерал».