Путешествие наших генов
Шрифт:
К такому образу жизни человек был генетически приспособлен на протяжении миллионов лет, и это помогало людям, жившим в эпоху мезолита, поддерживать оптимальное здоровье. Самые распространенные сегодня прямые и косвенные причины смерти — заболевания сердечно-сосудистой системы, инсульты, диабеты — в каменном веке были невероятными. Бум палеодиеты, то есть ограничение питания до мясной и растительной пищи, имеет определенное оправдание. Однако эта диета предполагает слишком мало насекомых в меню, к тому же мясо и овощи производятся исключительно в рамках сельского хозяйства. Употреблять в пищу дикие травы, коренья и дичь решаются лишь единицы адептов палеодиеты, так что об аутентичной диете охотников и собирателей речь не идет. Наконец, в отличие от охоты в естественных условиях, поход в палеоресторан не требует активного движения.
У людей, живших в эпоху мезолита, было мало детей. Поскольку они не использовали ни молоко животных, ни каши, потомство лет до шести росло на грудном вскармливании. В организме матери, кормящей
В малонаселенной Европе не было конкуренции за еду, поэтому конфликты между отдельными группами охотников и собирателей были редки. Еды хватало всем. Однако случались и исключения из правил, причем жесткие. Например, во время перехода к теплому периоду в Центральной и Северной Европе становилось все больше местностей, где еду чаще собирали, чем добывали на охоте. Это касается в первую очередь прибрежных регионов, буквально кишмя кишевших тюленями и где каждые пару месяцев выкидывало на берег кита. Рацион можно было без труда дополнить из богатого растительного мира — ягоды, коренья и грибы долго искать не требовалось. Такие райские места были популярны и привлекали жителей других регионов. Старожилы этих мест защищались как могли. Охотники и собиратели могли быть в целом самым мирным обществом из всех, которые мы знаем, но когда происходила вспышка насилия, они становились жестче многих, кто пришел вслед за ними. Об этом говорят кости, найденные в тех самых райских местах: сражавшиеся люди со страшной силой крошили черепа. Жестокость, помимо прочего, работала на устрашение: в Мутале, в Центральной Швеции, местные жители накалывали своих врагов на копья и размещали их в болоте, спиной к собственному поселению. Они также умудрялись помещать один череп в другой — символика, значение которой сегодня непонятно. Как бы то ни было, с систематической и комплексной конкуренцией за ресурсы, которая позже захватила континент, такие инциденты не имели ничего общего.
Одно из самых больших новшеств, внедренных охотниками и собирателями, — собака. Для охотника этот зверь незаменим, а для многих людей, которым чужда охота, собака — член семьи. Согласно разным оценкам, от 20 до 15 000 лет назад был одомашнен волк. Мы все еще не знаем наверняка, произошло это на нескольких континентах одновременно или сначала случилось в ледниковой Европе. Старейшая связанная с собакой находка в Германии — двойное захоронение в Оберкасселе близ Бона. Около 14 000 лет назад там были погребены пятидесятилетний мужчина и женщина вдвое моложе него. В могиле также найдена челюсть собаки — видимо, зверь имел большое значение для обоих. Были ли хозяин и его супруга похожи на своего питомца (о таком сходстве любят говорить нынешние владельцы собак), остается лишь гадать. Но по крайней мере генетически в те далекие тысячелетия собака была ближе к человеку. Как и человек, собака может значительно лучше усваивать углеводы, чем ее прямые предки. Так что у сегодняшних собак заметно больше копий генов, отвечающих за производство фермента амилазы, с помощью которой можно, помимо прочего, переваривать рис и картофель. Такие же мутации обнаружились и у людей, когда в их рационе стали преобладать продукты, содержащие углеводы. В отличие от неандертальцев, денисовцев и ныне живущих шимпанзе, которые несли и по-прежнему несут в себе только две копии генов амилазы, сегодня у большинства людей между десятью и двадцатью таких копий — количество, сближающее человека с его четвероногим другом. Такая параллельная мутация у собаки и человека указывает на то, что собака уже давно не только верный товарищ человека, но и лучший специалист по подъеданию лакомств, оставшихся на столе.
Если по окончании ледникового периода в Центральной Европе господствовал благоприятный климат, то на Ближнем Востоке он уже и вовсе был идеальным. Пятнадцать тысяч лет назад усилившиеся осадки и тепло заставили доселе бесплодные степи расцвести — в частности, крупнозерновыми дикими травами, предшественниками наших нынешних злаков. Рост растений принес собирателям прямую выгоду, а охотникам — косвенную: в ту пору стало больше дичи, которую они могли поймать, многочисленные газели скакали буквально повсюду, становясь важнейшим источником мяса. В Анатолии и по всему региону восточнее Босфора в то время жилось так хорошо, что склонность охотников к путешествиям ослабла, все меньше необходимости было в том, чтобы следовать за пропитанием. На Плодородном полумесяце, который простирался от Иорданской долины и Ливана через юго-восток Турции, север Сирии и Ирака до Загросских гор на западе Ирана, росли не только флора и фауна, но и население. Первыми оседлую жизнь стали вести охотники и собиратели из региона, где сегодня располагаются Израиль и Иордания. Там более 14 000 лет назад возникла натуфийская культура. Эти охотники и собиратели жили в конкретных местах и собирали, по всей видимости, дикие злаки, которые перерабатывали с помощью жерновов.
Доказательство того, что значение кочевничества снижалось, нашлось и на юго-востоке Анатолии. Двенадцать тысяч лет назад оседлые охотники и собиратели из огромных, украшенных анималистическими мотивами каменных блоков построили там комплекс Гёбекли-Тепе длиной в целый холм.
Как и на севере, на Ближнем Востоке 13 000 лет назад за теплым периодом последовало внезапное похолодание, сопровождавшееся редкими дождями. Климатические изменения поставили людей перед жестоким испытанием, ведь выбор пищи резко сузился. Возможно, нужда сделала людей изобретательными, поскольку они стали развивать подобие генной инженерии. В то время внимательным наблюдателям пришло в голову использовать генетическое разнообразие видов злаков. Примерно 10 500 лет назад, в конце холодной фазы, в некоторых поселениях Плодородного полумесяца росли эммер (двузернянка, или полба), предшественник нынешней пшеницы, и дикий ячмень, от которого произошел обычный ячмень. Эти злаки не появились просто так, их должны были культивировать намеренно. У диких злаков есть одна особенность, выгодная для их собственного роста, но неудобная для людей: зерна у них не держатся в колосках. Во время жатвы многие зерна теряются, их нужно мучительно выбирать. Что касается растений с определенными мутациями, то их зерна собиратели, похоже, намеренно высеивали, чтобы получить больше мутировавших семян — а значит, и новых сортов. Реконструировав геном высушенного ячменя из пещеры на Мертвом море, мы с коллегами из Германии и Израиля смогли показать, что ячмень, который сейчас возделывают на Ближнем Востоке, генетически во многом соответствует тому, который культивировали в этом регионе еще 6000 лет назад.
Заниматься скотоводством люди на Плодородном полумесяце, похоже, начали 10 000 лет назад. В поселениях того времени жили одомашненные козы и овцы, позднее к ним добавился и крупный рогатый скот. Животные служили источником не только мяса, но и молока. Вероятно, потребление мяса последовательно падало по мере того, как охотники и собиратели становились оседлыми, чтобы затем, в эпоху земледелия, резко возрасти. Больше охотиться ради дополнительного мяса было невозможно: сельское хозяйство было слишком ресурсозатратным — это соответствовало работе на полный день с постоянными сверхурочными. Но потребность в мясе могла частично восполняться за счет торговли с охотниками и собирателями, которые все еще оставались в регионе. По крайней мере найденные скелеты охотников и собирателей из ранних сельскохозяйственных поселений указывают на мирное сосуществование и торговлю между двумя популяциями.
О неолитической революции, то есть внезапном начале ведения сельского хозяйства, применительно к Ближнему Востоку говорить нельзя, ведь люди осваивали сельскохозяйственные стратегии медленно и постепенно — тысячелетиями. Сначала земледелие дополнило традиционный стиль жизни — эксперимент, который казался все более притягательным. С большими поселениями, полями, скотоводством, типичными для более позднего неолита, эпохи сельского хозяйства, эти первые образцы не имели ничего общего, равно как и с маленькими группами традиционных охотников и собирателей.
О том, что сельское хозяйство в регионе развивалось постепенно, что новые технологии не привозились в регион иммигрантами (как бывало позднее в Европе), говорят также ДНК-анализы, проведенные нашим Йенским институтом. Охотники и собиратели Анатолии не отличаются от более поздних земледельцев, они относятся к той же популяции и не пришли в регион извне. Примечательно, что генетические различия были и среди самих земледельцев Плодородного полумесяца: ДНК людей из его восточной части отличается от ДНК людей из его западной части. Речь не о каких-нибудь мелочах: две эти популяции генетически так же далеки друг от друга, как нынешние европейцы от жителей Восточной Азии. Причина такого генетического разрыва внутри почти единого в своем развитии культурного пространства пока неясна. Возможно, предки этих популяций были разделены во время ледникового периода, горные цепи Анатолии могли стать для них непреодолимым препятствием. Генетической преемственности между охотниками и собирателями и жившими позднее земледельцами из Анатолии в Европе нет. Здесь неолитическая революция заслужила свое имя — всего за несколько столетий она буквально захватила континент. Ее столь широкое распространение было археологически обосновано уже более ста лет тому назад, однако один вопрос так и оставался открытым. Согласно первой теории, сельское хозяйство как культурную технологию жители Центральной Европы переняли, то есть научились ему у соседей по Анатолии, после чего оно медленно передавалось с востока на запад. Согласно второй теории, анатолийцы сами распространились с востока на запад и принесли с собой новую технологию. Сегодня доказанной считается теория, связанная с иммиграцией, причем аргументов в ее пользу гораздо больше, чем можно было ожидать. Ее обоснование стало возможным благодаря комплексному секвенированию генома сотен европейцев, живших в Европе от 8000 до 5000 лет назад. А еще при помощи костей одной старой швабской крестьянки.
Ее останки хранились в подвале Тюбингенского института, где я тогда работал, и принадлежали женщине, которая жила 7000 лет назад в районе Штутгарта. В 2014 году анализ генома показал, где находятся ее генетические корни — в Анатолии. Ее наследственная информация заметно отличалась от информации, которую мы находили в костях охотников и собирателей, живших на территории современных Швеции и Люксембурга до начала европейского неолита. Та жительница Швабии предоставила первую ДНК, с помощью которой можно было без колебаний доказать иммиграцию анатолийцев. Но есть и сотни других доказательств, полученных позднее. Они показывают, что анатолийцы примерно 8000 лет назад начали заселять всю Европу, от Британских островов до нынешней Украины. Перейдя через Балканы на юге, они двигались вдоль Эгейского моря и Адриатики на севере и далее через Дунайский коридор. Трудно сказать, были ли охотники и собиратели вытеснены или новоприбывшие просто превзошли их численностью. В любом случае после иммиграции гены охотников и собирателей потеряли свою значимость для общей европейской популяции. Эти люди отступили в местности, не подходящие для сельского хозяйства. Позже им предстояло вернуться, но до этого еще оставалось два тысячелетия.