Путешествие парижанина вокруг света
Шрифт:
— Так, значит, и вы там воевали?
— И там, и в другом месте, как вы сейчас увидите. Так вот, однажды в половине десятого вы были в траншее и мы рядом так же. Было, пожалуй, не меньше, как на фут снега. Мы стучали ботинками, скакали на месте и дули в кулаки, чтобы согреться. Вы приблизились, согнувшись, укутанный в свой большой белый балахон, который я как сейчас вижу. Вы поздоровались со всеми, и все были вам рады.
— Слушай, — говорил вам мичман де Эссар, — а ведь пруссак-часовой все еще стоит там, под большим тополем!
— А что, — сказали вы, — если бы
Лейтенант, которому этого давно хотелось, ответил: «Идет!»
Четырехугольные башни были всего в каких-нибудь шестистах метрах от нас, это не шутка. Но этот часовой торчал у вас, как бельмо в глазу, особенно у лейтенанта, которому хотелось вам подарить на праздник ружье Дрейса!
Господин де Эссар вызвал двадцать охотников, из них наугад выбрал двоих: одного матроса-эльзасца по имени Бик, славного малого, и своего денщика, юркого пустобрюхого парижанина.
— Что? Пустобрюхого?! — воскликнул негодующим тоном Фрике.
— Вы не сердитесь, земляк! Парижанин часто забывает набить свое брюхо, а тогда все мы забывали это делать, а потому «пустобрюхий» — не обидное слово, доказательством чему является то, что и я, природный парижанин, не ахти как толст!
— Петард!.. Он — парижанин! Значит, земляк!.. Ну, надо нам с тобой облобызаться! — воскликнул Фрике.
— Так это надо было сразу сказать, мальчуган! — радостно отозвался матрос, широко раскрыв ему свои объятия.
— Ну, продолжайте, друг мой! — ласково сказал Андре, растроганный воспоминаниями о столь дорогих и близких ему лицах.
— Так вот, — продолжал матрос, — капитан Люкас, хитрый господин, так только, для вида, стал было возражать, но мы четверо уже взобрались на насыпь и гуськом потянулись с ружьями с взведенными курками и примкнутыми штыками. Стрелять было строжайше запрещено. Впереди всех шел лейтенант, за ним — Бик-эльзасец, за ним вы, месье Андре, а позади всех я.
Ночь была темная. Мы продвигались медленно и осторожно по снегу, который скрипел у нас под ногами. А эта скотина-эльзасец был еще к тому же в каких-то чоботах, и его слоновьи пятки с каждым шагом щелкали, как зубы у лошади, когда она жует овес.
«Скотина, — сказал ему лейтенант, — из-за тебя нас скоро обнаружат и всем расквасят физиономии!»
«Не беспокойтесь, лейтенант, я сейчас посмотрю, такой ли у них твердый живот, как их каски».
«Шшш!..»
Мы были уже близко. Нам было уже слышно, как пруссак топтался, кашлял, сопел. Он был не более как в двадцати пяти шагах от нас.
Настал решительный момент! Но нам не повезло! В тот момент, когда мы должны были его схватить, из французской траншеи раздался выстрел; пуля просвистела в ветвях тополя над головой часового.
«Вер-даа!» — крикнул часовой.
Но мы не отозвались, конечно, на его «Вер-даа», никто не шелохнулся, все четверо затаили дыхание.
Но неудача за неудачей! Вдруг лейтенант вспомнил, что со всех фортов нашей стороны должен открыться огонь ровно в десять часов. Нам едва только можно успеть вернуться. И в тот же момент с редутов Исси, Ванва, Монтружа, Бисетра, редута Ивре открыли огонь, да такой, что
В ста шагах, не доходя до траншеи, мы встречаем капитана Люкаса, который страшно обеспокоился за нас.
Словом, в этот раз мы не получили ружья Дрейса.
Я расчистил для вас хорошенькое местечко на снегу, подостлал плетень от какой-то изгороди, застлал старой овчиной и устроил вам с господином де Эссаром такую отличную постель, что вы проспали как убитые до утра, несмотря на грохот орудий.
— Так это ты? Бернар, денщик де Эссара?! — с нескрываемым волнением воскликнул глубоко растроганный всеми этими воспоминаниями Андре. — Ты, который всегда и повсюду сопровождал нас и ночью накрывал своей шинелью!.. Мой славный, добрый Бернар, как же я рад, что мне привелось опять увидеть тебя и пожать тебе руку!
— Ну, а я-то, месье Андре… Вы думаете, я не рад? Вот они, превратности судьбы!..
— А помнишь, Бернар, как ты приходил к нам из сиротского дома Витри с кастрюлькой горячего кофе на глазах у пруссаков?!
— Ну как же! Как это бывало забавно!
— Забавно!.. Ты находишь это смешным, когда проклятые пруссаки посылали тебе вдогонку сотни пуль из своих ружей. Вдруг одна из пуль пробила навылет твою кастрюльку, и кофе стал выливаться с двух сторон, а ты, вместо того чтобы подумать о себе, о грозившей опасности, растерялся и не знал, как удержать выливавшийся на снег кофе. Я как сейчас вижу тебя в тот момент, как ты пытаешься заткнуть пальцами дырки, пробитые пулями, и как все-таки добегаешь под градом пуль с кастрюлей, на три четверти пустой.
— Да, жалко, что случилось такое и вы в этот день остались без кофе.
Фрике не сводил глаз с разговаривавших и не пропускал ни единого слова.
— Стоп! — вдруг крикнул штурман, прервав говоривших на этом месте.
ГЛАВА IV
Измена. — Пятеро против пятерых. — Жандарм, страдающий морской болезнью. — Пленник. — Что такое атолл. — Надо покончить с этим! — Могила разбойничьего корабля. — Вперед! — Подводное освещение. — Торпеда. — Путь свободен. — Враги невидимые, но ужасные. — Взрыв мины и его последствия. — Тот, кого больше не ждали.
Возглас штурмана был вызван необычайным явлением: короткие и низкие волны вдруг точно перерезал надвое какой-то большой предмет, характер которого трудно было определить.
Животное или снаряд, это тело пронеслось с невероятной быстротой всего на расстоянии каких-нибудь десяти метров под носом у маленького судна.
При этом послышался резкий звук, который можно было одинаково принять и за сопение кита, и за свист снаряда.
— Едва только успели проскочить! — заметил штурман, и в тот же момент громадная глыба, всплывшая в нескольких кабельтовых от судна, взорвалась со страшным шумом, и осколки с глухим плеском упали в море. Круглое белое облако поднялось над местом взрыва и стало стлаться по воде.