Путешествие по долине реки Усури. Том I.

Маак Ричард Карлович

В первых числах сентября я заметил, что косули начали переселяться из одних местностей в другие, и туземцы сказали мне, что это бывать каждый год около того же времени и продолжается от двух до трех месяцев. Эти переселения состоят в том, что животные перебираются с одного берега Усури на другой, особенно с правого на левый, причем, конечно, должны переплывать через реку. Всего естественнее объяснить это явление тем, что косули, которые провели лето в горах, переходят осенью на луговые степи, где находят более пищи. Вероятно также, что тут действуют еще и некоторые другие причины, как например наводнения, производимые разливами Усури, которые случаются в то время, когда косули совершают свои переходы, и т. п. Некоторые ходзены поселяются на это время и ставят свои летние жилища на левом берегу реки, около тех мест, где косули ее переплывают. Заметив на правом берегу животное, которое подходит к воде с тем, чтобы переправиться на левую сторону, охотник садится в свой легкий берестяной челн, и, когда косуля поплыла, едет навстречу ей, так, чтобы захватить ее около середины реки; здесь он легко убивает животное несколькими ударами маленького копья. Промысел

этот в иные годы доставляете ходзенам весьма богатую добычу. Они занимаются им преимущественно для того, чтобы добывать шкурки косуль; мясом этих животных они в то время мало дорожат, потому что тогда же идет и рыба кета, ловля которой дает им достаточное количество пищи. Ходзены всегда очень охотно и дешево продавали нам мясо убитых указанным способом косуль, а, напротив, шкурки уступали весьма неохотно и не иначе, как за дорогую цену. Эти шкурки сбываются за хорошее вознаграждение [79] китайским торговцам, которые покупают их преимущественно для собственного своего употребления: для того, чтобы делать себе из них шубы и т. п.

79

Китайцы платят ходзенам по одному янгу за пять шкурок.

В заключение, упомяну еще о переходах, которые совершаются в зимние месяцы и зависят от количества снега в разных частях усурийской долины. Эти переходы состоят в том, что косули, которые в течение зимы ходят большими стадами, переселяются из тех мест, где выпало много снега в другие, где он не так глубок и где им легче выгребать из-под него пищу.

44) Cervus Elaphus L. Олень настоящий.

У ходзенов: боца, а иногда также — комака.

У них же, на среднем и верхнем течении Усури: на-боца (т. е. земной олень, олень, живущий на земле); самец: мафатанг; самка: оньи.

У манджуров: буху; самец: мафута; одногодовалое животное: угэгиэнь; невзрослое животное: фядзу.

У китайцев: лу или ма-лу.

У орочей: кэнга.

Это животное водится во всей усурийской долине и хотя встречается здесь не так часто, как косуля, но все-таки принадлежит, особенно на нижнем и среднем течении Усури, к числу преобладающих видов рода Cervus. Что настоящий олень действительно очень обыкновенен в усурийской стране — в том убедили меня не только рассказы туземцев, которых я постоянно о нем расспрашивал, но также шкуры и мясо этого зверя, которые я очень часто находил у них. Я сам нередко видал следы его на берегах озер и поросших ивами островах, а также довольно часто, в осенние вечера, слыхал звуки, которые издает самец, вызывая на битву своих соперников по любви. По верхнему течению Усури и в области источников Мурени настоящий олень встречается, говорят, не так часто: может быть, недалеко отсюда проходит и южная граница его распространения; это тем более вероятно, что здесь уже встречается другой вид Cervus (см. ниже), который заступает место C. Elaphus. Убитые в начале мая животные, которых я видел в усурийской стране, имели уже на всем теле летнюю шерсть и только на спине их оставалось еще немного зимних волос. Неделимые, которых я наблюдал здесь 15 сентября, были уже опять в осенней одежде.

По отношению к домашней экономии, промышленной деятельности и торговле, настоящий олень имеет для ходзенов огромную важность. Он приносит им много пользы, как животное, употребляемое в пищу и доставляющее материалы для одежды; преимущественно же он важен для ходзенов потому, что они продают китайцам шкуры и, особенно, рога его в весьма значительном количестве и с большою для себя пользою. Эти рога — для того, чтобы китайцы признали их хорошим товаром и дорого за них платили — должны быть непременно сняты с животного, убитого весною, в то время, когда они еще богаты сосудами, в которых много крови, мягки и покрыты весьма мягкою волосистою кожею. Русские поселенцы на Усури также знакомы с этим предметом торговли, потому что еще на Аргуни, откуда они сюда перебрались, уже продавали китайцам рога, о которых идет речь, и даже имели для них особое название — панты, конечно, сохранившееся и до сих пор; последнее, впрочем, есть не более, как переделанное на русский лад тунгусское имя этих рогов — фунту. Китайские торговцы называют панты жунг-дзяу и платят за них, на месте, 10–40 янгов за рог — смотря по величине. Такая высокая цена показывает уже, что товар этот очень спрашивается в Китайской империи, и заставляет думать, что он там действительно приносит пользу. Так как употребление, которое делают из пантов в Китае, до сих пор не было еще хорошо описано, то я и старался, по возможности, разузнать у китайцев об этом предмете.

Таким образом мне удалось добыть несколько новых сведений, которые я здесь и сообщу. Общепринятое до сих пор мнение, будто панты употребляются в Китае, как сильный конфортатив, по единогласному отзыву китайцев, несправедливо; они говорили мне, что, напротив, эти рога имеют у них приложение только в медицинской практике, как отличное средство, предписываемое с большим успехом в грудных болезнях. Для этого употребления из рогов вываривается похожий на желатин экстракт, который называется

по-китайски жунг-дзяу-гау, он дается внутрь, распущенный в воде, и действует, по мнению китайцев, весьма благотворно, как средство укрепляющее.

Шкуры настоящего оленя ценятся китайскими торговцами в 1 янг штука и принимаются манджурскими чиновниками в уплату дани, которая наложена на туземцев усурийской страны китайским правительством. Ходзены сами обрабатывают большое количество этих шкур: они выделывают из них, с помощью дубления, кожи и приготовляют меховые одежды; те и другие не идут в торговлю, а потребляются самыми производителями.

Настоящая охота за L. Elaphus начинается в усурийской долине с первым снегом и продолжается все время, покуда снежный покров земли дает возможность преследовать зверя по отпечаткам его ног. Впрочем, и кроме этого времени, ходзены нередко убивают настоящего оленя, нападая на него врасплох, когда он плывет через реку.

45) Cervus Dama (?) L. Лань.

У ходзенов: сом-боца.

У китайцев: хуа-лу или мей-хуа-лу.

Жители тех частей усурийской долины, которые окаймляют среднее течение Усури, единогласно уверяли меня, что у них водится еще олень, совершенно отличный от C. Elaphus. По их рассказам, этот олень гораздо менее настоящего, имеет большие рога и в зимней одежде весьма похож на предыдущего, тогда как в летней шерсти бывает красновато-бурый с круглыми беловатыми пятнышками. Так как это животное весьма редко на среднем течении Усури и притом китайцы очень охотно покупают летние его шкуры, то я и не мог достать здесь ни одной из них. Мне удалось добыть в усурийской долине только одну зимнюю шкуру, да и то снятую с животного, которое было убито на Даубихе; эта шкура, которую я привез и в Петербург, совершенно сходна с шкурами европейских неделимых.

О географическом распространена лани я могу сообщить здесь следующее.

Китайцы говорили мне, что она встречается весьма часто около городов Гирина и Нингуты, тогда как настоящий олень уже гораздо здесь реже, чем в усурийской долине. Это заставляет думать, что оба вида не исключают друг друга в своем распространении, а что, напротив, области их постепенно переходят одна в другую: можно предполагать, что экваториальная граница C. Elaphus проходить только в нескольких градусах к югу от Гирина, и таким образом отрезывает значительную часть отечества лани, северная граница которой, по всей вероятности, пересекает Усури между устьями Бикина и Нора. Далее, лань, как мне говорили, часто встречается в долине Суйфуна, откуда отечество ее переходит через водораздельные горы в области источников Мурени и Даубихи, следовательно, в усурийскую страну. При дальнейшем распространении на север отечество лани, вероятно, не достигает Усури по течению Мурени: это животное, по словам туземных охотников, преимущественно поселяется в гористых местностях, и потому можно думать, что на Мурени оно водится только в горах, тянущихся около верхнего ее течения, на среднем же и нижнем течении, которое окаймлено необозримыми лугами, не встречается. Поэтому гораздо естественнее принять, что область лани, войдя в усурийскую долину, расширяется на север по Даубихе и Сандуху, рекам, которые у своих истоков текут между горами и далее вниз по течению сопровождаются горными цепями, идущими в более или менее близком расстоянии от воды и особенно многочисленными по правую сторону обеих рек. На Даубихе лань, как говорили мне туземцы, встречается довольно часто, но уже, начиная от места соединения этой реки с Уллахою, становится все реже и реже, по мере приближения к слиянию Даубихи и Сандуху. Подвигаясь по Усури вниз по течению, следовательно к северу, мы замечаем, что это животное делается все менее и менее частым; наконец, за устьем Имы, туземцы могли рассказать мне только несколько редких случаев, из которых можно было заключить, что лань здесь водится: лет за десять до моего путешествия по усурийской долине, было убито несколько животных этого вида у подошвы хребта Маканг, в горах Бихарки и в горной цепи Ойонго. Судя по рассказам туземцев, самый северный пункт, которого достигает лань в своем распространении по Усури — местность Хат, лежащая немного выше устья Нора: за два года до путешествия, описываемого в настоящей книге, в этой местности были убиты два неделимые.

В быту туземцев усурийской долины лань могла бы иметь такое же, если не большее, значение, как и настоящий олень, если бы не была здесь так редка и водилась по всему течению Усури. Рога ее употребляются в китайской медицине так же, как и панты, но считаются более действительным лекарством, и потому китайские торговцы платят за них вдвое дороже, чем за оленьи. Летние шкуры лани, благодаря их красивому расписанию, очень нравятся и туземцам, и китайцам, и последние ценят их в 2 хорошие соболя штука; зимние шкуры продаются вдвое дешевле. Первые играют некоторую роль в религиозных действиях шаманов, которые, по возможности, стараются, чтобы кафтаны, надеваемые ими при совершении заклинаний, были сделаны из этих шкур. Китайские торговцы отправляют шкуры ланей, купленные у туземцев усурийской долины, в Гирин.