Путешествие по Карликании и Аль-Джебре
Шрифт:
Все вы знаете, что государство это очень древнее. Но многие учёные, создававшие его, жили задолго до его рождения. Они работали не так, как мы сейчас — сообща, в тесном содружестве, а врозь, разделённые временем и пространством. Они начинали эту науку, а начинать всегда труднее. Тем выше их заслуги перед людьми, а значит, и перед нашим государством.
Государство это не всегда было таким, как сейчас. Да оно и не сразу стало государством. Но необходимость в нём появилась давным-давно, ещё у древних народов: вавилонян, индийцев, а потом и у греков.
Это
Тогда учёные стали думать, как бы упростить решения задач. И не только упростить, но и обобщить, то есть найти для многих однородных задач одно общее решение. Достаточно подставить в него нужные числа — и ответ готов.
Учёные трудились не напрасно: решать задачи становилось всё легче. Зато сами задачи становились всё труднее. Потому что жизнь шла вперёд. Некоторые задачи ставили даже математиков в тупик: их нельзя было решить ни одним известным способом. И тут на помощь пришли особые, до тех пор незнакомые числа: отрицательные, иррациональные, мнимые и другие.
Числа эти входили в обиход долго, с трудом. Многие математики их поначалу не признавали. Отрицательные числа они называли ненужными, а мнимые — ложными. Но со временем польза этих чисел стала очевидной для всех. Теперь она ясна каждому школьнику, побывавшему на воздушной монорельсовой дороге. Попробовал бы он обойтись без отрицательных чисел, вычитая из меньшего числа большее!
Но особую роль в расцвете Аль-Джебры сыграли буквы. Они сразу навели порядок в беспорядочном ворохе самых различных задач.
Буквенные обозначения появились очень давно. Их ввёл в арифметику двадцать четыре столетия назад величайший мыслитель древности Аристотель. Однако широкое применение буквы нашли не сразу.
Сейчас научные новости распространяются быстро. Ещё бы! Ведь у нас есть и печать, и радио, и телевидение! Но в далёкие времена ничего этого не было. И понадобилось двадцать веков, чтобы люди по достоинству оценили изобретение Аристотеля.
Это было начало новой эпохи в геометрии, физике, астрономии, химии и других науках. А, уж о математике и говорить нечего! Вряд ли сам Мухаммед ибн Муса аль-Хорезми мог мечтать о таком расцвете своего детища.
Не хочу этим сказать, что нашим учёным больше уже нечего делать. Ничего подобного! У науки нет предела. Развитие её бесконечно. А что такое Бесконечность, объяснять не нужно. Все вы это отлично знаете. Поэтому мы с особенным удовольствием приветствуем сегодня всех, кто изучает историю и законы нашего государства. Мы возлагаем на них особые надежды: ведь им предстоит решить многие нерешённые задачи!
Здесь вдруг оратор повернулся в нашу сторону и низко нам поклонился. И все сидящие на трибунах
От смущения мы просто не знали, куда деваться, и очень обрадовались, когда зрители снова уселись.
Но тут А скомандовал: «Поднять флаги!» — и все встали опять. Заиграла музыка, и в воздух взвились десятки разноцветных полотнищ. Среди них были флаги многих стран. Некоторые мы видели впервые, но наш — алый — узнали сразу!
Потом начался парад. На огромном зелёном поле появился движущийся помост. На помосте толпились костюмированные буквы и цифры.
Кого только здесь не было! И важные бородатые арабские мудрецы, и древние греки в белоснежных одеждах. Тут же сидели индийцы в тюрбанах и пёстрых халатах. Ах, Нулик! Это была целая костюмерная! У меня до сих пор в глазах рябит от фесок, тюбетеек, шаровар, пудреных париков, камзолов, фраков, сюртуков… Мы спросили у Дэ, что означает этот маскарад.
— Как?! Неужели вы не поняли? Перед вами учёные, которым посвящён сегодняшний праздник. Они совершают круг почёта. Впереди в белой чалме Мухаммед аль-Хорезми, рядом — Аристотель.
— А это кто? — Сева указал на длиннокудрую маску в плаще и широкополой шляпе с перьями.
— Знаменитый французский математик Ви'eт. Ему мы обязаны тем, что буквы в шестнадцатом веке получили наконец всеобщее признание. Справа от него стоит другой великий француз — математик и философ Рене Декарт. Он жил несколько позже, в семнадцатом веке, и тоже многое сделал для Аль-Джебры.
— А вот и ещё один древний грек! — обрадовалась я.
— Вы, наверное, говорите о Диофанте? — догадался Дэ. — О, это замечательный человек! Ещё в третьем веке нашей эры он решал сложнейшие алгебраические задачи. Диофант изложил их в своей знаменитой книге «Арифметика». Правильнее было бы назвать её «Алгебра», но тогда этого слова ещё не знали.
— На полях «Арифметики» Диофанта записал свою теорему Ферма, — сказал Олег.
Дэ посмотрел на него недоверчиво:
— Вы знакомы с Ферма? С великим французским математиком?
— Мы встречались с ним на Дороге Светлого Разума, когда возвращались из Карликании. Да вот он, рядом с Диофантом!
— Ребята, ребята, смотрите, Лобачевский! — тормошил нас Сева.
— Как, вы и Николая Ивановича знаете? — ещё больше изумился Дэ.
— Конечно! — важно ответил Сева. — Он нам и письмо прислал: «Кажется, нельзя сомневаться… в истине того, что всё в мире может быть представлено числами».
— И буквами, — добавил Дэ. — Уверен, Лобачевский не сказал так лишь потому, что это само собой разумеется.
Платформа с учёными сделала три круга и покинула поле под гром приветствий.
И тогда началось самое интересное.
Но об этом тебе расскажет Сева. Так что жди письма.
Таня.
Не думай, что я такая умная и запомнила всё, что говорил А.
Речь его была тут же отпечатана и размножена. Мне оставалось только переписать. А листок я сохранила на память.