Путешествие по всему миру на «Буссоли» и «Астролябии»
Шрифт:
Четыреста или пятьсот туземцев ждали нас на берегу. Они были безоружны. На некоторых были куски белой или желтой ткани, но большинство были обнажены. У многих были татуировки и лица, окрашенные красной краской. Их возгласы и улыбки выражали радость. Они подошли к нам, приветственно протягивая руки, и помогли высадиться.
Остров в этой части возвышается приблизительно на двадцать футов над уровнем моря. В семистах или восьмистах туазах от берега начинаются невысокие горы — от подножия этих гор почва отлого опускается к морю. Все это пространство покрыто травой, которая, я полагаю, подходит для разведения скота. Во многих местах на земле лежат огромные камни, поросшие травой: они показались мне в точности такими же, как те, какие встречаются на Иль-де-Франсе, где их называют «тыквами», потому что многие из
Острова, лишенные этих преимуществ, постигает страшная засуха, которая постепенно уничтожает все растения и кустарники и делает их непригодными для жизни. Мы с мсье де Ланглем уверены, что эти люди обязаны своим бедственным положением единственно неразумию собственных предков. Вполне вероятно, что другие острова Южного моря хорошо орошаются потому, что им посчастливилось иметь неприступные горы, на которых было невозможно вырубить деревья. Так природа проявила большую благосклонность к обитателям этих островов, несмотря на скупость, с которой она оставила себе эти недоступные места.
Мое долгое пребывание на Иль-де-Франсе, столь сильно напоминающем остров Пасхи, убеждает меня в том, что в подобных условиях деревья никогда не начинают расти снова, если они не защищены от морских ветров либо другими деревьями, либо высокой оградой. Знание этого раскрыло мне причину опустошения острова Пасхи.
Жители этого острова должны жаловаться не столько на извержения вулканов, давно погасших, сколько на собственное неразумие. Однако человек приспосабливается почти ко всем условиям, поэтому этот народ показался мне менее несчастным, чем капитану Куку и его спутнику мсье Форстеру. Они прибыли сюда после долгого и утомительного плавания, нуждающиеся во всем, больные цингой. Они не нашли здесь ни воды, ни древесины, ни свиней, — немного домашней птицы, бананы и бататы были слабым утешением при таких обстоятельствах. Их сообщения несут отпечаток положения, в котором они находились.
Наше положение было неизмеримо лучше. Команды наших кораблей были в добром здравии. В Чили мы погрузили на борт все, что нам могло понадобиться в течение нескольких месяцев, и желали от этих людей лишь одного: чтобы они позволили нам помочь им. Мы привезли им коз, овец и свиней. У нас были для них семена апельсина, лимона, хлопчатника, маиса и, вообще говоря, всех видов растений, которые могли бы прижиться на их острове.
После высадки нашей главной заботой было создание оцепления из вооруженных солдат, выстроенных по кругу. Мы повелели туземцам покинуть это место и поставили там палатку. Затем я приказал выгрузить
Лица большинства женщин были приятны. Они были готовы предложить свои ласки каждому, кто пожелал бы сделать им подарок. Туземцы знаками убеждали нас впустить женщин: некоторые из них пытались изобразить удовольствия, какие они могли бы нам доставить. От зрителей их отделяло лишь простое покрывало из местной ткани. И пока женщины заигрывали с нами, мужчины снимали с нас шляпы и вытаскивали платки из карманов. Похоже, все были соучастниками воровства, потому что как только они совершили его, то мгновенно разбежались в разные стороны, словно стая птиц. Однако увидев, что мы не пытаемся использовать мушкеты, они вернулись через несколько минут. Они снова начали предлагать нам свои ласки, выжидая удобного случая, чтобы совершить новую кражу. Подобные проделки продолжались все утро.
Вечером мы должны были отплывать, поэтому у нас не было времени, чтобы заняться их воспитанием. Мы решили развлечься уловками, к которым прибегали островитяне, чтобы обокрасть нас. Чтобы устранить любой повод к насилию, которое могло бы привести к губительным последствиям, я повелел им вернуть солдатам и матросам шляпы, унесенные ими. Туземцы были безоружны. Лишь у троих или четверых из всего большого числа были своего рода деревянные дубинки, но совсем не устрашающие. Как казалось, некоторые обладали властью над другими — я принял их за вождей и раздал им медали, которые повесил каждому на шею на цепочке. Однако вскоре я убедился, что именно эти туземцы и были самыми отъявленными воришками. Хотя они притворились, что гонятся за теми, кто утащил наши платки, было легко видеть, что они не намереваются догнать их.
У нас оставалось от восьми до десяти часов пребывания на острове, и мы не желали потратить это время напрасно. Я доверил охрану палатки и всего нашего имущества мсье Д’Эскюру, моему первому лейтенанту, как и командование всеми солдатами и матросами, которые были на берегу.
Мы разделились на два отряда. Первый, подчиняющийся мсье де Ланглю, должен был проникнуть в глубь острова настолько далеко, насколько будет возможно, посеять семена в местах, которые покажутся наиболее благоприятными для прорастания, исследовать почву, растения, земледелие, численность населения, памятники и вообще все, что может быть интересного у этого столь необычного народа. Те, кто чувствовал в себе силы пройти пешком большое расстояние, присоединились к этому отряду. Мсье де Лангля сопровождали мсье Дажеле, де Ламанон, Дюше, Дюфрен, де ла Мартинье, отец Ресевер, аббат Монже и наш садовник. Второй отряд, который возглавил я, должен был осмотреть статуи, постаменты, дома и угодья островитян в пределах одного лье от нашего лагеря.
Рисунки этих статуй, выполненные мсье Ходжесом, очень неточно передают те, которые мы видели. Мсье Форстер полагает, что эти статуи — творение народа более значительного, чем тот, которые ныне населяет этот остров. Однако его мнение кажется мне необоснованным. Самые большие из этих грубо изготовленных бюстов, стоящих на постаментах, которые мы обмерили, насчитывали не более шестнадцати футов шести дюймов в высоту, семь футов шесть дюймов в ширину на уровне плеч, три фута в толщину в средней части, шесть футов в ширину и пять футов в толщину у основания. Эти бюсты, говорю я, вполне могли быть творением народа, ныне населяющего этот остров, и его численность, я полагаю, и без преувеличения, может составлять две тысячи человек.
Количество женщин, как мне представляется, почти равно количеству мужчин, и я видел столько же детей, сколько увидел бы в любой другой стране. И хотя среди тех двенадцати сотен туземцев, кого привлекло наше прибытие, было не более трехсот женщин, я могу заключить отсюда лишь то, что большинство женщин остались дома, потому что они либо более робки, либо были более заняты хозяйством и детьми, чем те островитяне-мужчины, которые пришли посмотреть на наши корабли со всех концов острова. И мы видели лишь тех женщин, которые жили недалеко от бухты.