Путешествие рок-дилетанта. ( часть 1 )
Шрифт:
Концерт состоял из выступления трех рок-групп или трех «команд», как нынче принято выражаться. Я не привожу их названий лишь потому, что в мою задачу не входит критическая оценка творчества той или иной полупрофессиональной группы. Таких групп, насколько я понимаю, довольно много. На месте этих трех могли быть другие - чуть лучше или чуть хуже. Меня интересует то общее, что связывает восприятие этих коллективов и является характерными чертами явления.
Мне не хотелось бы выступать в роли душителя молодых дарований, тем более самодеятельных, тем не менее вынужден сказать, что концерт оставил безрадостное впечатление.
Поначалу я решил, что все тексты исполняются на английском, и успокоился. Значит, в смысл вникать не надо. Но потом из хаоса стали вырываться отдельные русские слова. Обеспокоенный, я справился у соседей, на каком языке поют. Выяснилось, что на русском. Это повергло меня в сильнейшее изумление; я никак не мог взять в толк, зачем же сочинять тексты и исполнять их, если ничего не слышно?
Итак, музыки и слов не было, оставалось следить за световыми эффектами, одеждой и поведением музыкантов. Но этого ли они добивались? Ведь я по-прежнему видел по их лицам, что они хотят мне что-то сказать, хотят войти со мною в контакт, точно с космическим пришельцем, но у нас не только разные языки, а различная природа органов восприятия.
Они отчаянно сигналили мне инфразвуком, а мои уши могли воспринимать только ультразвук.
Впрочем, скоро я заметил, что сильно преувеличил потребность музыкантов в общении. Если бы это было так, неужели они не нашли бы способа донести до слушателя музыку и текст? У тех, кому есть что сказать, это обычно получается. Кощунственная мысль зародилась у меня: бешеная громкость и звуковой хаос нужны всем этим ребятам для того, чтобы внять все вопросы относительно содержания своих вещей. Не услышал - пеняй на себя! И то, что поначалу я принял за беспокойство, за самозабвенное желание докричаться до моей души, было просто самозабвением. Они выходили на сцену для того, чтобы забыться и, если получится, довести до забвения публику.
Они выходили на сцену «поторчать», если пользоваться молодежным жаргоном. К сведению непосвященных: слово это не имеет отношения к манере их пребывания на сцене. В некоторой степени значение его передает выражение «пребывать в прекрасном расположении духа».
Итак, на сцене пребывали в прекрасном расположении духа, много двигатели и издавали звучание, в то время как в зале царило уныние. Зал не мог, да и не желал, включаться в настроение артистов. Криво усмехались, вяло аплодировали, срывались в буфет. Ожидаемого мною воодушевления, доходящего до экстаза, не наблюдалось.
Очевидно, слушатели имели в виду другие, более высокие критерии исполнительского творчества.
Все это живо напоминало мне обстановку джазовых «джем-сейшн» двадцатилетней давности. И мы так же придирчиво слушали «своих» музыкантов, поверяя их игру звучанием трубы Луи Армстронга, кларнета Бенни
И все же отличия имелись.
Даже для нас, любителей джаза, он не представлялся джинном из бутылки, способным выполнить все желания.
Рок - это джинн из бутылки.
В перерыве мне удалось побеседовать с солисткой одного из ансамблей, молоденькой и весьма миловидной девушкой по имени Оля, и одним из слушателей, которого звали Николай. Он был знатоком и апологетом рока.
Я спросил, слышала ли Оля свою группу со стороны? Представляет ли она, как это звучит? Знает ли, что ничего, кроме «бум-бум-бум», со сцены не слышно?
В ответ она стала говорить об аппаратуре, что она, мол, плохая и не их собственная.
Я спросил, считает ли она рок своим призванием? Связывает ли с этой музыкой свои профессиональные и жизненные планы?
Она твердо сказала «да».
Почувствовав во мне оппонента, в разговор включился Николай.
– Вы в принципе не способны понять эту музыку, - сказал он.
– Для вас она навсегда останется шумом.
– Почему?
– удивился я.
– Вы респектабельны. Вы уже нашли свою дверь и открыли ее. Ваша система ценностей кажется вам единственно возможной…
Может быть, он был прав. Хотя респектабельности во мне не больше, чем в лбом человеке моего возраста.
– Допустим, что это так, - сказал я.
– Почему же респектабельность и моя система ценностей не мешают мне воспринимать другое искусство, как старое, так и новое?
– Какое новое?
– Новую поэзию, новую живопись, новый театр. Вообще, мне нравятся эксперименты. Если только они содержательны.
– Но вы понимаете под содержательностью лишь то, что соответствует вашим представлениям о жизни. А рок - другое. Он направлен против респектабельности. Он ее разрушает. Вам неуютно его слушать? Так и должно быть. Вам должно быть неуютно.
– Мне так же неуютно слушать шум реактивного двигателя или когда водят ножом по стеклу. Означает ли это, что самолеты направлены против респектабельности?
– Не занимайтесь казуистикой, - сказал он.
– По-вашему, искусство должно делать человека счастливее?
– Только так, - сказал я.
– А как же иначе?
– Это духовная сытость. Рок направлен против сытости.
– Но дайте же мне, черт возьми, почувствовать хотя бы это!
– вскричал я.
– Когда молодой Маяковский эпатировал сытую публику, ей было понятно, что он ее эпатирует.
– Дело в том, что вы привыкли воспринимать на смысловом уровне. Если сказать вам словами, что вы респектабельны - вы поймете. А когда вам неуютно сидеть в зале, когда вам бьют по нервам, по ушам, по глазам - вы не поймете.
Он был достойным оппонентом.
Впрочем, я не стенографировал беседу, и сейчас мне кажется, что я спорю с самим собой.
На том же концерте мое внимание привлек гитарист, руководитель самодеятельной группы. Он выделялся среди других артистичностью. В нем был нерв. Я узнал, что зовут его Георгий, и после концерта подошел к нему и спросил, можно ли встретиться и поговорить. Он согласился.
И вот я в гостях у рокера.
Георгий встретил меня в дверях, учтиво поклонился. Высокий и красивый молодой человек лет тридцати с роскошными волосами, впадающими на плечи и грудь. Тонкие черты лица. Чем-то он напомнил мне мушкетера.