Путешествие с Чарли в поисках Америки
Шрифт:
Я пригласил его посидеть со мной, он согласился. Тогда я пошел в свой домик, поставил кофейник на огонь и вспомнив, какой кофе любил Руарк Брэдфорд, удвоил заварку: две столовые ложки верхом на каждую чашку и еще две верхом на кофейник. Потом разбил яйцо, желток отделил, а белок вместе со скорлупой пустил в кофейник, ибо это лучший способ придать блеск кофе, чтобы оно отсвечивало в струе. Было холодно, и ночь близилась холодная, так что мое варево, переходя все стадии от холодной воды до крутого кипятка, распространяло вокруг
Мой гость сидел такой довольный и грел руки о пластмассовую чашку.
– Судя по номерному знаку, вы нездешний, — сказал он. — Кто же вас научил варить кофе?
– Эту науку мне преподали давным-давно. В то время были на земле исполины, — ответил я. — Но по их рецепту зерна должны быть поджаристее, и еще не мешало бы чуточку цикория для пикантности.
– Да-а, все знаете, — оказал он. — Выходит, вы все-таки здешний. И диаболо сможете приготовить?
– Для гостей — пожалуйста. А вы сам новоорлеанец?
– У меня в роду несколько поколений новоорлеанцев. Но ручаться я могу только за тех, что на кладбище Сен-Луис под рубрикой «Здесь покоится…».
– Так, понятно. Значит, вы вот из каких — из коренных. Очень рад, что мы с вами встретились. Сен-Луис я знаю, когда-то даже коллекционировал тамошние эпитафии.
– Вот как, сэр! Тогда вы должны помнить ту курьезную.
– Если это та самая, то я ее даже пытался выучить наизусть. Начинается она… «Увы, увы! Ты наповал на небо…»
– Совершенно верно. Роберт Джон Крессуэл, скончался в 1845 году в возрасте 26 лет.
– Эх, жалко, забыл, как дальше.
– Клочок бумаги у вас найдется? Записывайте.
И когда я положил блокнот на колени, он сказал:
– «Увы увы ты наповал на небо вкусивши гадостей земных и водно часье ввысь воск парил от всех своих нуждежд а нам свою болонку пре под нос мол ах тяжка ты дуля в земной удоли смертного».
– Изумительно! — сказал я. — Такое мог сочинить Льюис Кэрролл. Я почти все понимаю.
– Это всем понятно. Вы путешествуете не по делам, а ради удовольствия?
– Так мне казалось до сегодняшнего дня. Я видел ваших «заводил».
– А-а, — сказал он, и какая-то тяжесть и тьма придавили его.
– Что же будет?
– Не знаю. Просто не знаю. Не решаюсь даже думать об этом. И почему мне надо об этом думать? Я старик. Пусть другие этим займутся.
– А конечная цель все-таки будет достигнута?
– Да, безусловно. Но средства, средства, которые к ней ведут! Впрочем, вы северянин. Вас это не касается.
– По-моему, это нас всех касается. Не суживайте проблему. Я налью вам еще чашку, и мы поговорим. Хорошо? У меня твердой позиции в этом вопросе нет. Вот я и хочу послушать.
– Ничего нового вы не услышите, — сказал он. — Эта проблема меняется в зависимости от того, кто вы, и откуда вы, и что вы чувствуете. Не думаете, а именно чувствуете.
– А вам нравится?
– Может быть, даже еще меньше, так как я знаю тяжкое прошлое этой проблемы и предвижу ее зловонное будущее. Простите за грубое слово, сэр, но другого не подберешь.
– Негры хотят стать людьми. Вы против этого?
– Что вы, сэр! Боже избави! Но для того, чтобы стать людьми, им придется воевать с теми, кому этого недостаточно.
– Другими словами, негры малым не удовольствуются?
– Неужели вы бы удовольствовались на их месте? А кто удовольствуется?
– Вы бы хотели, чтобы они стали людьми?
– Да. Но понять это мне будет трудно. У меня слишком многие «здесь покоятся». Как бы вам объяснить? Ну, вот допустим, ваша собака… она, кажется, очень умная.
– Да, очень.
– Допустим, ваш пес умеет говорить и стоять на задних лапах. Допустим, он и во всех прочих смыслах молодчина. И, может быть, вы пригласите его к обеду… Но увидеть в нем представителя людского племени… это как?
– То есть, что я скажу, если моя сестра выйдет за него замуж?
Он засмеялся.
– Я только стараюсь вам втолковать, насколько трудно человеку изменить свое отношение к вещам. И поверьте, неграм будет так же трудно смотреть по-другому на нас, как и нам на них. Да это не ново. Это дело давнее.
– Как бы там ни было, а такие темы лишают нашу беседу удовольствия, будто сливки с нее снимают.
– Совершенно справедливо, сэр. Я, вероятно, представляю собой то, что у вас именуется мыслящим южанином. Как видите, оскорбление я принимаю за комплимент. Так вот, мне, пребывающему в качестве такого новоиспеченного гибрида, видно на века вперед. В Африке и в Азии это уже начинается.
– Что — поглощение? Негры как таковые исчезнут?
– Если они превзойдут нас количеством, то исчезнем мы, а вернее всего, вместо них и вместо нас возникнет нечто новое.
– А тем временем?
– Вот это меня и страшит, сэр, — что будет тем временем. Древние отдавали любовь и войну в руки богов, близких друг другу. И это не случайно, сэр. Это говорит о глубоком знании человеческой натуры.
– Вы рассуждаете здраво.
– Те, кого вы сегодня видели, вовсе не рассуждают. Они, чего доброго, приведут одного из богов в состояние боевой готовности.
– Значит, вы думаете, что миром тут не кончится?
– Я не знаю! — воскликнул он. — И это хуже всего. Я просто ничего не знаю. Иной раз мне хочется поскорее воспользоваться своим законным правом на титул «здесь покоится…».
– Давайте поедем дальше вместе. Вы тоже путешествуете?
– Нет. У меня здесь небольшой участок, вон за той рощицей. Я частенько сюда наезжаю и живу подолгу. Все больше почитываю — стариков. Смотрю, любуюсь… тоже разной стариной. Таков мой способ бегства от вопросов, которые меня страшат.