Путешествие в Агарту
Шрифт:
Я сумел пережить этот переход по самому пустынному уголку планеты как праздник. Праздник моего возвращения.
Я учусь восхищаться этими нищими людьми (погонщик в среднем зарабатывает два фунта в месяц), которые позволяют себе высшую роскошь – быть отважными, бросать бескорыстный вызов природе, не ожидая иного вознаграждения, кроме самоутверждения. Они способны броситься на край пропасти, спасая барана. А потом посмеиваются над похвалами товарищей, пару минут переводят дух, и присоединяются к идущему каравану.
Наградой им служит сознание
Я учусь понимать язык их взглядов. Их молчание и хмыканье. Их вселенски-братские отношения с животными.
Я учусь мириться с ритмом жизни людей, не знающих, что такое время. Если хоть один баран отбивается или теряется, они готовы потратить пол-утра на его поиски.
В зимнее время переход заканчивается в два часа пополудни. Животные выискивают ростки, скрытые под покровом льда, и выкапывают их копытами.
Слово «добраться» и временные сроки здесь лишены всякого смысла. Только Чанг понимает, что западные путешественники могут куда-то спешить.
Я один здесь задумываюсь о датах и целях. Вечером в своем шатре я записываю то, что случилось за день.
Я говорю себе: «У меня есть миссия. Я посланец, мне нельзя терять время». Я вспомнил взгляд Фюрера, когда он говорил мне: «Мы близимся к тому, чтобы высвободить сокровенную мощь атома и научиться управлять ею. Это залог нашей победы. День и ночь наши ученые трудятся не покладая рук, чтобы добиться этой цели, которая ознаменует собой начало нашей победы. Но вам мы доверили нечто не менее важное – достичь иного источника силы. Источника метафизической силы, которому я обязан всем и благодаря которому состоялся наш крестовый поход… Без этой силы любая материальная победа была бы иллюзорной, несущественной, лишенной предназначения.Вы должны будете попытаться овладеть силами Агарты».
Мы идем на высоте более сорока тысяч метров. Животные дышат так, будто стараются вдохнуть в себя весь оставшийся кислород.
Я очнулся от дремоты, едва не упав с мула, и меня охватило желание взглянуть в бинокль. Я уверен, что кто-то следует за нами по противоположному склону долины, которую мы преодолеваем с таким трудом. Я внимательно всматриваюсь в горы, в заснеженные скалы. Все покрыто белесой дымкой, негустым туманом.
Чанг и погонщики заметили, что я остановил мула и наблюдаю.
Мною овладела уверенность, что англичане снарядили караван, чтобы идти по моему следу. Я понял, почему традумский бонпо посоветовал мне «оставаться Робертом Вудом».
Только камни, заснеженные пространства и пелена проклятого тумана. Наконец на третий раз мне показалось, что я вижу движущиеся силуэты. Это всего лишь отблеск на зеркальной поверхности соседнего ледника. Я дрожу от возбуждения. Делаю знак Чангу и спешиваюсь.
Как я мог предположить, что они станут бездействовать, оплакивая Декстера и Вуда? Как же им было не пуститься следом за немецким агентом,
У нас всего одно ружье с прицелом, Чанг взял его на случай, если нам попадется стадо буйволов или джейранов. Это винтовка «маузер», заряжаемая пятью мощными снарядами. Я кричу Чангу, чтобы он дал мне оружие.
Фигуры едва можно разглядеть в бинокль. Я в ярости, мне трудно сдерживаться. Чанг пытается что-то сказать, но я прерываю его, и он отдает мне винтовку. Все совершенно ясно.
Я разрядил всю обойму. Звуки выстрелов нарушили покой гор. Мне показалось, что силуэты на фоне ледяной стены забегали в поисках укрытия. Но на выстрелы никто не ответил. На самом деле, судя по всему, пуля, выпущенная из «маузера», не могла долететь до них. Я дал предупредительный выстрел. Но это было слишком поспешное решение. Я сам от себя такого не ожидал.
Чанг забирает у меня винтовку и засовывает ее в чехол. Я ловлю на себе иронический взгляд. Мне слышатся приглушенные смешки, люди ждут меня, опустив голову, словно не желая встречаться со мной взглядом.
Мы возобновляем путь. Неужели это была высокогорная галлюцинация?
Я как-то слышал историю о «горных видениях» и «параллельных путниках», существах из других измерений, которые сопровождают тех, кто дерзнул появиться в определенных местах. Записывая все это у себя в шатре, я думаю, что вполне мог оказаться игрушкой в руках призраков, живущих внутри меня. Но как распознать их?
Устроившись в походной кровати, я видел приятные сны (кажется, я обнимал Кэтти Кауфман и разговаривал с Гретой, моей берлинской подругой), когда меня всполошили крики и беготня. Из окна палатки я увидел, как Чанг и еще два или три погонщика тащат за собой парня. Розоватый рассвет еще только занимался.
Они заставили его встать коленями на камень и обнажить спину. Послышались удары чудовищного бича, сделанного из кожи яка.
Шерпа, который принес мне сыру и горячих лепешек на завтрак, объяснил на своем ломаном английском, что по недосмотру наказанного погибли два барана с поклажей.
Выйдя из палатки, я разглядел в бинокль двух растерзанных баранов на дне расщелины, кровь их перемешалась с сахаром.
Тибетский юноша молча терпит жгучую боль. Он рискует получить заражение крови, а потому натирает себе спину жиром и сухими травами, которые достал из кожаной сумки.
Перед началом пути наказанный торжественно благодарит Чанга за науку. И весь день, несмотря на боль, старается справляться со всеми своими обязанностями.
Правосудие у этих людей по необходимости быстро и сурово. Правосудие – это выживание. Его неизменные законы зародились еще на заре времен. Это законы тысячелетних караванов.
К полудню мы уже видели вблизи красные черепичные крыши, громоздящиеся на каменном холме.