Путешествие в Икстлан
Шрифт:
Змеиное мясо пришлось съесть, и это довольно грубо вернуло меня в обычный мир. Когда я начал жевать первый кусочек, меня затошнило. Объективных причин не было никаких, так как мясо оказалось прекрасным, но я ничего не мог поделать, словно мой желудок был сам по себе и от меня никак не зависел. Глотать мне удавалось лишь с огромным трудом. Я думал, что дона Хуана от смеха хватит сердечный приступ.
Потом мы присели отдохнуть в тени каких-то камней. Я начал обрабатывать свои заметки и по их количеству понял, насколько громадным объемом информации о гремучих
– К тебе вернулся дух охотника, – неожиданно произнес дон Хуан с очень серьезным выражением лица. – Теперь ты попался.
– Прошу прощения?..
Я хотел, чтобы он развил свое утверждение относительно того, что я попался, но он только засмеялся и повторил его.
– На чем я попался? – не унимался я.
– Охотники всегда будут охотиться, – сказал он. – Я и сам охотник.
– Ты хочешь сказать, что охотишься для того, чтобы жить?
– Я охочусь, чтобы жить. Я могу жить где угодно на земле.
Дон Хуан движением головы обвел все вокруг.
– Чтобы быть охотником, надо очень много знать, – продолжал он. – Это означает, что человек может смотреть на вещи с разных сторон. Чтобы быть охотником, необходимо находиться в совершенном равновесии со всем-всем в мире. Без этого охота превращается в бессмысленное занятие. Сегодня, например, мы добыли змейку. Мне пришлось извиниться перед ней за то, что я оборвал ее жизнь так внезапно и так окончательно. Я сделал это, зная, что моя собственная жизнь будет оборвана точно так же внезапно и окончательно. Так что в конечном счете мы и змеи равны. Одна из них нас сегодня накормила.
– Я никогда не находился в таком равновесии, когда охотился, – сказал я.
– Неправда. Ты не просто убивал животных. И ты, и вся твоя семья ели дичь.
Он говорил с такой убежденностью, словно видел это собственными глазами. И, разумеется, был прав. Были времена, когда вся семья питалась мясом, которое мне удавалось добыть на охоте.
После минутного колебания я спросил:
– Откуда ты знаешь?
– Есть вещи, которые я просто знаю. Но не могу сказать откуда.
Я рассказал, как мои тети и дяди совершенно серьезно именовали «фазанами» всех птиц, которых я приносил.
Дон Хуан сказал, что вполне может себе представить, как они говорят на скворца «маленький фазанчик», и очень смешно изобразил, как кто-то из них жует птичку. Следя за неподражаемыми движениями его челюстей, я буквально ощущал, что во рту у него – птичка, которую он жует прямо с костями.
– Я в самом деле думаю, что у тебя есть способность к охоте, – сказал дон Хуан, уставившись на меня. – Мы начали не с того конца. Возможно, ты захочешь изменить свой образ жизни для того, чтобы стать охотником.
Он напомнил мне, что я не только без особого труда понял, что в мире есть благоприятные и неблагоприятные места, но еще и обнаружил соответствующие им цвета.
– Все это говорит о том, что у тебя есть склонность к охоте, – объявил он. – Далеко не каждый способен одновременно определить и то и другое.
«Стать
– Вовсе не обязательно, чтобы охота тебя интересовала или нравилась тебе, – сказал он. – Ты обладаешь естественной склонностью. Я думаю, что настоящие охотники никогда не любят охотиться. Они просто хорошо это делают, вот и все.
У меня возникло ощущение, что дон Хуан готов спорить по любому вопросу и способен переспорить кого угодно. Но он утверждал, что вообще не любит разговаривать.
– Это – как охота, – сказал он. – Мне вовсе ни к чему любить разговаривать. Просто у меня есть способности к тому, чтобы говорить, и я делаю это хорошо. Вот и все.
Гибкость его ума произвела на меня впечатление.
– Охотник должен быть очень твердым, – продолжил дон Хуан. – Он практически ничего не предоставляет случаю. Все время я пытаюсь убедить тебя в том, что ты должен изменить свой образ жизни. Но до сих пор все попытки оказывались безуспешными. Тебе не за что было ухватиться. Теперь ситуация изменилась. Я вернул тебе твой старый охотничий дух. Может быть, он поможет тебе измениться.
Я возразил, что вовсе не желаю становиться охотником.
Я напомнил ему, что изначально всего лишь хотел, чтобы он рассказал мне о лекарственных растениях, но он так далеко увел меня от исходной цели, что теперь я и сам не знаю, действительно ли мне хочется изучать растения.
– Хорошо! – сказал он. – В самом деле, хорошо! Если у тебя нет ясной картины того, чего ты хочешь, ты можешь стать более смиренным. Давай сделаем так. Для тебя не имеет особого значения, будешь ли ты изучать растения или что-нибудь еще. Ты сам мне об этом сказал. Тебя интересует все, что кто-либо может тебе рассказать. Так?
Я действительно однажды сказал ему это, чтобы разъяснить задачи антропологии и привлечь его в качестве информатора.
Дон Хуан усмехнулся, явно сознавая, что полностью контролирует ситуацию.
– Я – охотник, – сказал он, словно читая мои мысли. – Я почти ничего не предоставляю случаю. Наверное, мне следует объяснить тебе, что охотником я стал. Я не всегда жил так, как живу сейчас. В какой-то момент своей жизни я вынужден был измениться. Теперь я указываю направление тебе. Я знаю, о чем говорю, меня всему этому научили. Я не сам все это понял.
– Ты хочешь сказать, что у тебя был учитель, дон Хуан?
– Скажем так: некто учил меня охотиться так, как я хочу научить тебя, – сказал он и быстро сменил тему.
– Я думаю, что были времена, когда охота была самым почетным делом, которым мог заниматься человек, – сказал он. – Все охотники были могущественными людьми. Действительно, чтобы выдержать всю суровость той жизни, охотнику нужно было прежде всего быть могущественным.
Мне стало любопытно – уж не говорит ли дон Хуан о временах, предшествовавших Конкисте? Я начал его прощупывать: