Путешествие в историю. Французы в Индии

Каплан А Б

Однажды, когда я шел по берегу моря, вдыхая свежий морской воздух, стараясь избавиться от постоянно преследующего меня трупного запаха, я увидел дом, склады и магазин одного богатого французского купца. Я знал этого человека, он производил впечатление доброго человека. Особенно предупредительным и веселым казался он во время погрузки на корабль, который отправлялся в Европу, тюков тончайшей ткани, закупленной в Масулипатаме. Но сейчас купец был похож на злобного цербера, охраняющего сокровища. И какие сокровища — рис! Рис, спрятанный в его подвалах, мог спасти от смерти тысячи людей!» — восклицает с горечью и гневом наш рассказчик.

«Купец, хранивший в мешках и бочках рис, ждал своего часа, чтобы превратить каждую крупинку в монету, когда голод станет еще более нестерпимым. Этот человек не испытывал

угрызений совести, а гордился своей предприимчивостью.

Но это еще не все. Я заметил во дворе кормушки, наполненные маслянистой массой из гнилого и неочищенного риса — пищей для свиней. За забором купеческого двора, где валялись неубранные трупы, толпилось несколько десятков истощенных людей, живых скелетов, жадно глядевших на кормушки со свиным пойлом. Те, кто имел деньги, могли получить небольшую порцию. Слуги купца вели бойкую торговлю. Когда одна обезумевшая женщина перелезла через забор, самовольно схватила горсть этой мерзкой каши и тут же стала есть, купец пришел в ярость, вместе с двумя своими слугами он бросился на женщину, ее избили и перебросили через забор. У меня нет сил продолжать этот печальный рассказ», — пишет Пиррен.

Нетрудно представить, как разбогател этот с виду добродушный торговец на голоде. И разве он один! Десятки и сотни чиновников из Европы обогащались за счет миллионов голодающих.

После заключения мира в 1783 году Франция вновь вернула себе свои колонии: Пондишери, Шандернагор, Маэ, Янам и Карикал. Французские флаги развевались над официальными зданиями в этих местах вплоть до 1954 года, до тех пор, когда французские колонии воссоединились с Индией, ставшей самостоятельным государством. Начиная с конца XVIII века полновластными хозяевами страны до 1947 года были англичане. В 1793 году они оккупировали все французские колонии и распустили органы власти, возникшие там под влиянием Французской революции. В 1802 году Англия возвратила Наполеону колонии, но в 1803-м вновь ввела свои войска.

Пондишери и другие французские владения были переданы правительству Людовика XVIII после реставрации Бурбонов в 1816 году. На протяжении почти 150 лет в Индии существовали колонии Франции, небольшие городки с населением, не превышавшим 20 тысяч человек. Только Пондишери был сравнительно большим городом, в нем сейчас живет более 200 тысяч человек. В Пондишери причудливо сплелись две разные культуры. Бывшая столица Французской Индии сохранила до сих пор черты провинциального французского города. Здесь можно увидеть старомодные кафе и бистро, которые почти не встречаются в Европе, и на улице перемежается тамильская и французская речь. И как немой свидетель бурного прошлого грустно стоит на постаменте бронзовый Дюплекс.

Глава восьмая

ПУТЕШЕСТВИЕ ВИКТОРА ЖАКМОНА (1829–1832)

В апреле 1829 года в Пондишери прибыл молодой француз геолог и натуралист Виктор Жакмон, который на протяжении 1829–1832 годов совершил длительное путешествие по Индии, посетив в то время совершенно неизвестные европейцам районы Пенджаба и Кашмира. Затем он пересек Раджпутану, Малву и Декан. В Бомбее он умер в 1832 году в возрасте 31 года от брюшного тифа.

Французская литература о Жакмоне небогата (монография Пьера Маэ 1934 года и коллективная работа, подготовленная группой ученых Национального музея естественной истории). Зато среди современников, оставивших воспоминания о путешественнике, были великие французские писатели Стендаль и Мериме.

В 1862 году, прочитав роман «Отцы и дети», Проспер Мериме писал Тургеневу: «Базаров очень похож на Виктора Жакмона, но Жакмон сердечнее и не такой скептик». По-видимому, на Мериме произвела впечатление самоотверженность н смелость Базарова, его напряженная воля, так свойственная французскому путешественнику Виктору Жакмону.

Другой крупнейший писатель Франции, Стендаль, также хорошо знал и высоко ценил Жакмона, который был моложе автора «Красного и черного» на 18 лет. Жакмон же принадлежал к немногим современникам Стендаля, признававшим его великий талант. Стендаль со свойственной ему непосредственностью писал в «Записках эготиста»: «В Викторе я предугадываю человека выдающегося, подобно тому, как знаток (простите мне это слово) угадывает прекрасную лошадь в четырехмесячном жеребенке с невыправившимися ногами. Он

стал моим другом… Виктор Жакмон — многими головами выше всех, с кем я познакомился в первые месяцы после возвращения в Париж».

Проспер Мериме принадлежал к тому же поколению, что и Жакмон. Проходили годы, но Мериме не забывал своего друга. В 1867 году в предисловии к очередному изданию писем путешественника он описал внешность Жакмона: «Виктор Жакмон высокого роста — пять футов десять дюймов и казался еще выше от худобы и оттого, что голова у него была небольшая. Длинные вьющиеся темно-каштановые волосы частично закрывали его лоб, глаза у него были темно-серые, и, так как он был очень близорук, многим казалось, что взгляд у него какой-то рассеянный. Что же касается выражения лица, то оно так быстро менялось, что даже трудно было его определить. Прелесть его ума именно и заключалась в полном отсутствии вычурности и изысканности… Добавлю, что необыкновенно приятный тембр его голоса тоже, вероятно, немало содействовал его успехам как собеседника. Я никогда не слыхал голоса более музыкального от природы».

И Стендаль и Мериме отмечают, что Жакмон часто был слишком нетерпимым к глупости и пошлости окружающих и не скрывал своего отрицательного отношения к ним; последнее обстоятельство увеличивало число его недругов.

Стендаль часто посылал своему молодому другу рукописи и серьезно считался с его замечаниями. Мериме так оценивает литературные способности Жакмона: «Он писал с блеском, точно так же, как господин Журден говорил прозой, сам об этом не догадываясь. Он поразительно владел пером. Я держал в руках рукопись его „Путевого дневника“, который в печати составляет четыре тома ин-кварто. И хотя записи эти велись наспех изо дня в день, часто под открытым небом или в дырявой палатке, в них почти нет помарок, да и впоследствии в корректуре мне нечего было поправлять, кроме нескольких опечаток».

Жакмон очень рано проявил свое пристрастие к геологии и ботанике и сочетал усидчивую работу в лаборатории и библиотеке с постоянными путешествиями. Известно, что в 1821 году он совершил длительный поход по Южной и Центральной Франции.

В 1822–1826 годах Жакмон был постоянным посетителем салона графа де Траси, завсегдатаями которого являлись Стендаль и Мериме. Здесь молодой ученый встречался с известным философом и экономистом Клодом Дестю де Траси, видным участником французской революции Лафайетом, историком Огюстеном Тьерри, художником Жераром и другими выдающимися людьми. Жакмон любил музыку и театр, его близким знакомым был композитор Россини, он хорошо знал известную певицу Джудиту Пасту и был влюблен в другую итальянскую певицу, Аделаиду Скьяссети, о которой Стендаль писал: «Это, мне думается, самое прекрасное контральто из появлявшихся когда-либо во Франции». В октябре 1826 года Жакмон отправился в первое длительное путешествие. Он побывал в Соединенных Штатах и на Гаити. Через год, вернувшись на родину, Жакмон начал готовиться к поездке в Индию.

Ему необходимы рекомендательные письма, которые позволили бы заручиться доверием английских властей. Добрых три четверти года Виктор собирал эти письма. Среди них особо ценными были письмо Александра Гумбольдта, который заинтересовался его путешествиями, и рекомендации директоров английской Ост-Индской компании. Последние получить оказалось весьма трудно. Граф де Траси, Лафайет и другие покровители натуралиста добились для него почти невозможного. Мериме рассказывает об этом событии так: «В Лондон он (Жакмон. — А, К.) явился вооруженный рекомендациями от министра иностранных дел, от профессоров руководителей Ботанического сада, от виднейших членов Академии наук. Ему тотчас выдали все необходимые пропускные свидетельства и письма к местным властям и вдобавок устроили в его честь несколько банкетов. Когда он уже уехал в Париж, один из директоров Компании обратился к мистеру Саттону Шарпу, английскому юристу и большому другу Виктора Жакмона: „Можете дать мне слово джентльмена, — сказал он, — что Ваш друг не является шпионом французского правительства?“ — „Конечно, — воскликнул Шарп. — Но почему этот вопрос?“ — „А к тому, что если это так, то я вручу Вам рекомендательное письмо для него“. — „Да ведь Вы уже дали ему добрый десяток писем к представителям Компании“. — „Ну да, таких писем, какие обычно дают. А теперь он получит такое письмо, каких не дают“».