Путешествие в Рай-Город
Шрифт:
– Десять миллионов рублей, – ответил Дима.
– Шутник! – рассмеялся водитель. – На такие деньги можно целую колонну вот таких вот фур купить, как моя!.. Десять миллионов рублей!.. Бросай-ка свою сумку на спальник, чтобы она тебе на колени не давила, не мешалась!..
Так и ехали они всю дорогу до Москвы: Гладышев что есть мочи орал «Белые козы», а водила то и дело клевал носом, отчего Дима каждый раз хватал его за рукав и изо всех сил тормошил, запевая при этом ещё громче.
В Москве, на какой-то промбазе, едва машина встала к пандусу, водила тут
– Всё! Дальше сам двигай! – тут же вырубился.
Вылезая из высокой кабины, Дима услышал, как водитель во сне впечатлёно повторяет: «Десять миллионов рублей!.. Надо же!.. Десять миллионов!..»
Долго блуждал Дима по московским улицам, пока случайно не вышел через какой-то пустырь к железной дороге, а, бредя вдоль полотна, добрался и до платформы, на которой сел на электричку.
В вагонах происходило нечто невиданное им ни разу до того: народ толпами удирал от кондукторов, перебегая по платформе станции на каждой остановке из вагона, откуда шёл контролёр, в вагоны, где он уже был.
Быстро смекнув, что к чему, Дима присоединился к весёлой, ржущей и гогочущей на ходу, – поскольку кроме способа бесплатно добраться до столицы, это было ещё и несказанное удовольствие, – толпе, и тоже стал бегать вместе со всеми, рискуя потерять свой бесценный саквояж в давке во входных дверях, которые машинист, – тот тоже участвовал в этой игре, – видя, да и не в первый раз, наверное, что творится на остановках, закрывал аккурат так, чтобы треть, четверть или хотя бы осьмушка «зайцев» остались за бортом, на пустынной платформе, – он же всё-таки не Дед Мазай, и для него это тоже своего рода забава, как охота! – и остаться с одной рукояткой в руках, или вовсе раздавить его, порадовав подмосковную публику, да и москвичей, разлетающимися по ветру от уносящейся вдаль электрички тысячами разноцветных фантиков сторублёвок.
Однако всё обошлось, и вскоре, завидев шпиль Останкинской башни, Дима вместе с очередной порцией отсечённых дверями, немногочисленных уже, «зайцев» остался на платформе. Перейдя пути, он спустился с железнодорожной насыпи и пошёл на этот «маяк» сквозь дебри московских улиц, памятуя, что оттуда до «Космоса» добраться совсем уже просто.
Ему теперь не терпелось увидеть Веронику и открыть перед ней чемодан со своим несметным богатством, чтобы она поняла, наконец, что он тоже чего-то стоит, что написанные им романы оценили, пусть и, не прочитав, но всё же! И оценил их человек, который знает, наверняка, толк в искусстве!..
Он не мог сказать, сколько времени добирался до гостиницы, но, оказавшись у её ограды, рядом с будкой охранников, в которой сидели и оживлённо болтали между собой суровые дядьки, проверявшие, – зачем те сюда едут, – машины и только потом открывавшие им шлагбаум и запускавшие их внутрь, на территорию отеля, лишь здесь в первый раз позволил себе отдышаться и, поставив на стылый асфальт саквояж, с интересом смотрел, как мимо него проплывает длинный лимузин с тонированными стёклами, ещё издалека завидев который,
Дима равнодушно проводил роскошную машину взглядом и пошёл за ней следом к высящейся метрах в двухстах впереди гостинице. Он обошёл левое крыло огромного здания и направился вдоль него к нижнему входу, что был под пандусом, когда вдруг его окрикнул женский голос:
– А что это у нас здесь за такой интересный молодой человек с большой сумкой?!..
Вокруг не было никого. Только швейцар по ту сторону четырёхлопастной вращающейся двери, и потому Гладышев понял, что возглас обращён именно к нему.
Дима обернулся к чёрному, длинному, роскошному лимузину, который одиноко стоял у подъезда «Космоса».
Из его задней двери, открытой в сторону холла гостиницы, наполовину высунувшись на улицу, выглядывала пышная, сочная, красивая и импозантная, шикарно одетая женщина. Она сидела в салоне, поставив свои ухоженные ноги в дорогих лёгких, открытых туфельках на промёрзший от сырой промозглой погоды асфальт, словно прибыла в зимнюю Москву с какого-то далёкого, беззаботного, заморского тропического курорта.
Женщина с каким-то чисто женским любопытством, как может смотреть на заинтересовавшего её представителя противоположного пола только взрослая, многоопытная дама, глядела на него, проявляя во взгляде неподдельный интерес. Когда на женщину так смотрит мужчина, то про него говорят, что он взглядом раздевает. Про женщин так не говорят: редкие из них позволяют себе такое.
Гладышеву стало не по себе. Ему показалось, что дама из лимузина просто пожирает его глазами, причём, делает это не в переносном смысле, а именно буквально. Он ощутил на себе почти физическое прикосновение её зубов, откусывающих его плоть. От этого ощущения по его телу пробежала холодная зыбкая дрожь из мурашек.
Не было в нём ничего такого, чтобы могло так сильно заинтересовать эту шикарную даму, сидящую в дорогом лимузине. Но она почему-то с неподдельным интересом смотрела на него.
Между ними произошёл какой-то безмолвный диалог, какой иногда случается между людьми на телепатическом уровне, и они, в общем-то, словно поняли друг друга.
Гладышев, до того уверенно направлявшийся в гостиницу, тут же повернул к лимузину.
Женщина всё так же молча сидела и ждала, когда он подойдёт. Она смотрела на него как удав на кролика, и он, неведомо почему, подчинялся этому взгляду, следуя прямо ей в когти.
Сердце Димы бешено колотилось от какого-то непонятного волнения, словно предвещая волшебное приключение. И, хотя ум его был спокоен и даже пуст, свободен ото всяких мыслей, оно радостно трепетало от неясного предвкушения чего-то странного и необычного.
Дама всё так же, молча, с лёгкой улыбкой победительницы на красивом, холёном лице, подняла свои пухлые ножки в дорогих летних туфельках с мёрзлого асфальта и поставила их обратно в салон лимузина, как бы приглашая туда молодого человека.