Путешествие в страну эстетов
Шрифт:
– Согласен, - сказал Ручко, окинув нас нежным взглядом.
– А вы, Снэйк?
– спросил Мартен.
Но Снэйк уже несколько минут делал какие-то пометки в записной книжке, время от времени поглядывая на Анну. Он вздохнул.
– Да, - сказал он, - в психариум... разумеется.
– Итак, дорогие гости, - заключил Мартен, - потому что отныне вы наши гости: пока беоты будут не торопясь чинить ваше судно, вас поместят в центральный психариум Майаны. Идите туда смело; с вами будут обращаться ласково; там вас устроят
– Как?
– воскликнула Анна.
– Разумеется, две... Но что это за люди?
– прибавила она, оборачиваясь ко мне.
– Что такое психариум? Уж не посадят ли они нас в дом умалишенных? Неужели ничего нельзя сделать? Ну, Пьер, говорите же!
– Господа...
– начал я.
Но я чувствовал, как меня опять охватывает та ужасная застенчивость, от которой меня излечило за последние два месяца лишь одиночество вдвоем.
Ручко сделал мне знак молчать и расплылся в благодушной улыбке, в которой я почувствовал безграничное презрение. Затем, поверх наших голов, как будто Анна и я не существовали, он бросил Мартену:
– Две комнаты! Но вы видели, как бурно они реагировали? Эти бедные люди фанатично верят в реальное!.. Позовите, пожалуйста, кого-нибудь из беотов, мой друг.
Мартен нажал кнопку звонка, и в комнату вошел человек в форме.
– Вы отведете этих двух чужеземцев в психариум, - сказал ему Мартен, - я дам инструкции непосредственно миссис Александер.
Человек поклонился, потом нагнулся к Мартену и шепнул ему что-то на ухо.
– Ах да, правда, - ответил Мартен.
– Я и забыл про эксперта. Велите ему войти.
Анна взяла меня за руку.
– Послушайте, Пьер, да сделайте же что-нибудь... Эти люди или считают нас сумасшедшими, или сами сумасшедшие... Они только что говорили об эксперте. А вдруг мы окажемся в заключении? Пьер, вы знаете, что у меня спокойный характер, что я могу быть мужественной, но теперь мне страшно...
Снэйк посмотрел на нее и сделал знак Мартену.
– Удивительно!
– отозвался Мартен.
– Страх... Вот чего я не видел уже тридцать лет!
– И он закончил, будто в театре: - Бо-оль-шой талант!
Открылась дверь, и вошел человек с длинной бородой, в выпачканной красками блузе.
– Здравствуйте, Август, - сказал ему Мартен.
– Я посылаю этих двух друзей в психариум, и мне нужна ваша виза.
Человек прищурившись посмотрел на Анну и на меня.
– Она, без всякого сомнения... прелестна...
– сказал он, - кожа, которая не боится света... пожалуй, чересчур в английском духе, на мой взгляд, но дело не в моем взгляде... Он... хуже... гораздо хуже... но интересен... прекрасные неровности... (Он большим пальцем очертил мои щеки и подбородок.) Да, сойдет, беру обоих.
Мартен попросил нас встать.
– Сударь, - сказала Анна, обращаясь
– Обещаю, - сказал Ручко, беря ее за руки, - я вам обещаю, что мы вас спасем от вас самих.
Наш проводник шел быстро. Мы испытывали странное ощущение неустойчивости, которое твердая почва вызывает у всех, кто провёл несколько недель на борту корабля. Город показался нам необычным. Изящный и цветущий, как некоторые из новых городов Марокко, но с чересчур изысканными формами, утомлявшими ум и глаз. По пути мы с изумлением читали названия улиц: улица Флобера, парк Россетти, аллея Пруста, сады Эвпалиноса, сквер Бэббита, терраса Бэринга, улица Форстера.
– Какой культурный народ!
– сказала Анна.
– Прогуливаешься точно в библиотеке.
Мы пытались расспросить нашего спутника; он говорил по-английски, но, очевидно, не желал удовлетворять наше любопытство. "Я не получил полномочий. Миссис Александер объяснит вам; она привыкла", - отвечал он на все наши вопросы. Через минуту он указал на здание в глубине площади, похожее на' большой отель, и сказал: "Центральный психариум". Это и была наша будущая резиденция. Ее окружал сад с группами пальм и клумбами лиловых цветов.
– Бывают дома умалишенных, которые делают красивыми, чтобы внушить больным доверие, - сказала Анна.
Внутри психарнум был похож одновременно на больницу и на музей. Повсюду были наклеены ярлыки, виднелись расписания, планы, стрелки: "Свободные субъекты...", "Занятые субъекты...", "Романисты: часы посещений...", "Художники и скульпторы: часы посещений...". По распоряжению приведшего нас человека швейцар трижды позвонил в мелодичный колокольчик и сказал: "Миссис Александер сейчас спустится вниз".
Миссис Александер, должно быть, когда-то была очень хороша собой; она представляла любопытную смесь таитянки и англичанки. Мы с первого взгляда почувствовали к ней симпатию, хотя она держалась важно и почти надменно, как домоправительница высшего ранга, но под этой маской скрывался иронический, веселый, нетерпеливый нрав.
– Я получила ваши приметы по телефону, - сказала она, - и на сей раз - исключительный случай!
– эти господа были точны, так что все уже готово... Не хотите ли взглянуть на свои комнаты?
– Мы, главное, хотели бы понять...
– сказала Анна.
– Вы все поймете, но сначала надо посмотреть комнаты, улыбаясь, ответила миссис Александер.
На лифте мы поднялись на третий этаж. Миссис Александер прошла по длинному коридору, открыла одну из дверей, и мы были очарованы. Никогда я не видел более приятной комнаты. Мягкость тонов (серый и бледно-лиловый), классическая форма мебели, неопределенного оттенка стены казались нарочно подобранными по вкусу Анны, каким я его узнал за последнее время. Я не мог удержаться, чтобы не сказать ей об этом.