Путешествие в страну И… Философско-приключенческий роман
Шрифт:
– Молодец, хорошего себе спутника подобрал.
Затем, кивнув в володину сторону:
– Не обращай внимание на этого обормота. Может в порыве наговорить что попало, самому после стыдно будет. Его время проходит, а твое только наступает.
Закрыл глаза, полежал молча, потом посмотрел на Володю, скорчил рожицу: – Баба как баба и что ее ради радеть…
Тот подбежал, опустился на колени лицом к лицу с Петровичем:
– Дед, ты давай тут не залеживайся, а то сад весь разворуют, пару дней еще тебе даю – и на работу. Слышишь!
И
– Храни у себя, тебе еще пригодится, – долгий-долгий взгляд, – и не забывай старика.
В изнеможении он закрыл глаза. Я молча вышел. Было тяжело, как будто это была наша последняя встреча.
Подъехав к володиному дому, обнаружили поджидающего нас участкового Василия Макаровича. Меня охватило беспокойство – взгляд его был суровым и жестким, форма подтянута. Он в упор смотрел на выходящего из машины Володю:
– Гражданин Маринин!
– Ну, я, – хмуро отозвался тот.
– Предупреждаю вас, что злоупотребление спиртным недопустимо и будет строго наказано! Я ясно выражаюсь?
Вместо ответа Володя, подойдя к участковому, взял его за козырек фуражки и надвинул его на самый нос! Я зажмурился и, кажется, стал понимать – каким способом этот деревенский “бард” создает себе неприятности.
– Будет тебе, Вася, – вдруг раздался володин голос, – мы только от Петровича, пойдем лучше выпьем!
– Ну, дает! – закричал участковый, впрочем, особенной злобы в его голосе не было – он и Володя, оказалось, были друзьями. Немного смутившись, Василий Макарович, поздоровался с нами, и мы прошли в избу. Ты с Мариной ушла наверх, а мы остались втроем.
– Как он? – после недолгого молчания спросил участковый.
– Хреново, – грустно ответил Володя, – может, в район отвезут.
Помолчали, выпили по рюмке.
– Ладно, вы тут давайте, а я пойду, дела имеются, – и ушел. Василий Макарович понимающе кивнул:
– Наконец-то пришла муза к нашему слесарю, – и хитро ко мне:
– Ну – и как ее звать?
Я назвал твое имя.
– Красивое – как и сама его обладательница, – задумчиво так.
Я не возражал.
– Давно его так не пробирало, – продолжил он, – полгода уж не пьет, зачах совсем с любимой-то женой! Ну, ничего, скоро разойдется – вишь как глаза блестят – вдохновение появилось. Великое дело! Без него он мается как неприкаянный, теперь вот новых песен ждать будем, а заодно – и беречь, стеречь его придется. Особенно – когда сойдет волна. Упадок, полный упадок… Опустошение, безнадега, отчаяние. Без водки – смерть ему была бы. А с ней – живет как на вулкане – не знаешь, что в следующую минуту вытворит. Любит его председатель наш, другой бы враз выгнал.
За стеной раздались звуки володиной гитары.
– Пойдем, пройдемся, не будем мешать, – и мы вышли наружу.
Был теплый
– Зови меня просто Василий или Вася. Это я для здешних – гроза, а ты ведь, – в голосе ирония, – столичная штучка, к тому же путешественник. Правда, чего ищешь – непонятно.
Помолчал, подумал.
– Хорошо что людьми интересуешься. Это верное дело. Я вот тоже – сколько здесь живу – всех знаю, а не перестаю удивляться односельчанам. Какие умы, какие характеры – книги писать можно!
Услышать такое от милиционера было неожиданно и приятно.
– Взять нашего председателя,– с жаром продолжал он, – не человек – глыба. Сколько в жизни натерпелся – на десятерых с лихвой хватит. А посмотреть на него – счастливее не бывает. Во как! Или вот, например, – показал на дом, мимо которого мы шли, – поп приехал в гости, уникум! захожу к нему иногда, особенно когда на душе непорядок – в себя прийти помогает. Заглянем?
Заходим, в доме пусто, слышно, как работает телевизор. Василий по-военному:
– А ну, выходь, святая душа, гости пришли!
Скрип дивана, и появляется – во весь дверной проем – медведеобразный человечище в спортивных брюках, толстом свитере, борода только выдает священника.
– Не юродствуй, сын мой занюханный, – произносит густым басом, – душа моя, как и у всех – грешная, да вот здесь только, – показывает на свою голову, – поболее твоего будет.
Жмет нам руки своей огромной лапой.
– А если здесь у тебя поболее – чего же смотришь на суету мирскую? – показывает Василий в сторону телевизора.
Бородач густо расхохотался:
– Чтобы еще более удивиться мирской тупости и глупости! Что вытворяют, а? Бесятся, орут, прыгают, рядятся как… куклы какие-то. А кукловод кто – думаешь, понимают эти бараны?! Нагрешат, намаются, загонят себя в пятый угол, а далее куда? – по больницам, или вот – ко мне приходят спасать свои душонки. Как вы, например. Ну что, сын мой занюханный, – ткнул меня в грудь так, что я на себе почувствовал мощь этой “святой души”, – говори как на духу: чего тебе в жизни-то неймется?
…Что мне оставалось делать? Я и выпалил "как на духу":
– Хочу знать – что есть истина?
Поп замолчал, а я подумал, что сейчас он назидательным тоном прочтет мне краткий курс молодого христианина. Но не тут-то было:
– Садитесь за стол, – говорит, достает большую бутыль, соленые огурцы, сало. Наливает. Опять спирт, чтоб его! Пьем, закусываем, молчим. Участковый смотрит на меня во все глаза – не ожидал, наверное.
– Был один когда-то, знал что есть истина, – медленно начинает поп, – да нет его давно уже. Ты вроде бы не похож на него… А значит, и дело твое пустое. – Выпей-ка еще, – и наливает мне полстакана спирта – я махом глотаю, глаза лезут на лоб.