Путешествие внутрь страны

Стивенсон Роберт Луис

Гостиница, на которую нам указали в Карте, была полна; вернее, мы не понравились ее хозяйке. Нужно сказать, что мы с нашими длинными гуттаперчевыми дорожными мешками представляли собой очень сомнительные типы цивилизованных людей. Сигаретке казалось, что мы походим на лоскутников и ветошников.

— Скажите, господа, вы разносчики-купцы? (Ces messieurs sont des marchands)? — спросила нас содержательница гостиницы и, не ожидая ответа, который она нашла излишним в таком ясном случае, посоветовала нам отправиться к мяснику; он, по ее словам, жил близко от башни и отдавал комнаты путешественникам.

Мы пошли

к мяснику, но он собирался переезжать, и все постели унесли, иначе говоря, ему не понравились наши лица. И в заключение мы услышали: «Скажите, господа, вы разносчики-купцы?».

Стало серьезно темнеть. Мы уже не могли различать лиц людей, встречавшихся нам и невнятно говоривших «здравствуйте». По-видимому, хозяева домов деревни Пон очень берегли масло, потому что мы не заметили ни одного освещенного окна на всей длинной улице. Я думаю, Пон самая длинная деревня на свете, впрочем, ведь в нашем положении каждый шаг казался нам втрое длиннее. Мы очень упали духом, подойдя к последней гостинице. Взглянув на темную дверь, мы застенчиво спросили, не можем ли мы переночевать в ней. Женский голос, очень ласковый, пригласил нас войти. Мы бросили мешки и сели.

В комнате стояла полная темнота, виднелся только красный свет в щелках и поддувалах печки. Наконец хозяйка зажгла лампу, чтобы посмотреть на своих новых постояльцев. Полагаю, темнота и спасла нас от нового изгнания, так как не могу сказать, чтобы она с удовольствием осматривала наши фигуры. Мы были в большой, пустой комнате, украшенной двумя аллегорическими литографиями, изображавшими «Музыку» и «Живопись» и копии с «Закона против пьянства». С одной стороны зала виднелся прилавок с полдюжиной бутылок. Двое крестьян, по-видимому, до смерти усталых, сидели в ожидании ужина. Некрасивая служанка возилась с заспанным ребенком лет двух. Хозяйка растолкала котелки на плите и стала жарить нам бифштексы.

— Скажите, господа, вы разносчики-купцы? — спросила она резко, и этим вопросом ограничился весь ее разговор с нами.

Мы сами начинали уже думать, не купцы ли мы? Никогда в жизни не встречал я людей с таким ограниченным кругом идей, как содержатели гостиницы в Поне. Понятия о хороших манерах и способе держаться в деревнях распространены не более банковых билетов. Стоит вам выйти из вашей колеи, как все ваши манеры делаются незаметными для окружающих. Жители Пона не могли видеть разницы между нами и разносчиками. Пока жарилось мясо, мы смогли убедиться, что все смотрели на нас, точно на совершенно равных себе, и наша утонченная вежливость и усилия завязать разговор казались им вполне согласным с характером разносчиков. Следует сказать к чести этой профессии во Франции, что мы не могли побить даже таких судей нашим оружием.

Наконец нас позвали к столу. Двое крестьян (один из которых казался очень истощенным и был бледен, точно ослабев от переутомления и плохой пищи) ужинали какой-то кашей, картофелем в мундире, запивая все это кофе с неочищенным сахаром. Перед ними стояло также по стакану деревенского пива. Хозяйка, ее сын и девушка ели те же кушанья. Сравнительно с этой пищей наш ужин представлялся настоящим банкетом. Нам подали бифштексы, может быть, недостаточно мягкие, картофель, сыр, пиво и белый сахар к кофе.

Вы видите, что значит быть джентльменом… простите, что значит быть разносчиком. Я до тех пор никогда не

думал, чтобы бродячий торговец представлял собой важное лицо в сельском трактире, а между тем убедился, что это так. Он в своей сфере пользуется первенством человека, занимающего отдельный салон в наших нарядных гостиницах. Чем больше вы всматриваетесь, тем более замечаете бесконечный ряд градаций между людьми; может быть, не найдется ни одного бедняка, который оказался бы на самой низшей ступени общественной лестницы; каждый находит, что он выше кого бы то ни было другого, и это поддерживает его гордость.

Мы были очень недовольны кушаньями, в особенности Сигаретка; я же старался доказать ему, что все меня занимает, и жесткий бифштекс, и все, все… Согласно правилам Лукреция, жесткое мясо должно было бы казаться нам лучше при взгляде на кашу, которую ели другие, но на практике это не оправдывалось. Вы можете знать, что другие живут гораздо беднее вас, но вам неприятно (я чуть было не сказал, что это нарушает этикет вселенной) сидеть за одним столом с бедняками и есть порядочное кушанье, видя, как жалкие люда жуют корки. Я не видал этого с тех пор, как в школе жадный мальчик один на глазах товарищей съедал кекс, подаренный ему в день рождения. Я и теперь помню, как противно было смотреть на него, и никогда не предполагал, что мне придется разыгрывать его роль. Но вы опять видите, что значит быть бродячиш торговцем!

Без сомнения, в нашей стране бедный класс гораздо милосерднее, нежели богатый. И мне кажется, что это главным образом зависит от того, что в менее достаточных классах граница между людьми различных состояний не так резка. Рабочий или торговец не в силах укрываться от своих менее зажиточных соседей. Если он позволяет себе какую-нибудь роскошь, на него смотрят глаза дюжины людей, для которых подобные расходы недоступны. А что же ведет более прямым образом к состраданию? Поэтому бедный человек, который борется, чтобы приобрести большие жизненные удобства, видит истину и знает, что каждый лишний кусок, который ов проглатывает, вырван из рук голодного.

Когда же человек достигает известного благосостояния, с ним повторяется то, что бывает с воздухоплавателем, который поднимается на воздушном шаре: он проходит через полосу облаков, и весь подлунный мир делается для него невидимым. Он созерцает только небесные тела, подчиненные порядку и блестящие, как новенькие. Его окружает самое нежное внимание Провидения, он охотно сравнивает себя с лилиями или жаворонками небесными. Конечно, он не поет, но он кажется таким незаносчивым в своем открытом ландо! Если бы весь мир обедал за одним столом, его философское настроение пошатнулось бы.

ГЛАВА VII

Пон на Самбре. Странствующий купец

Как лакеи в Мольеровской комедии были застигнуты во время их барской жизни настоящим дворянином, так и нам пришлось столкнуться с настоящим разносчиком. Точно для того, чтобы урок был сильнее для падших джентльменов, в нашу гостиницу приехал торговец гораздо более уважаемого сорта, нежели такие простые разносчики, какими, как предполагалось, были мы. Он явился, как лев среди мышей или военный корабль между челноками! Действительно, новый постоялец не заслуживал названия торговца-разносчика, он мог считаться странствующим купцом.