Путешествия Никласа
Шрифт:
– Да, так я назвал квазар, ближайший к нашей галактике. Он живой, потому что очень яркий, и его часто рассматривал в телескопы хозяин, что-то вычислял. А наше солнце какое-то слабое, сударь… У меня и продолжение готово.
Как суровый астроном, с трубою, Я к нему свирепо устремляюсь, И восторг познания отведав, От безумных истин отрекаюсь!– Где ты таких слов нахватался? – поморщился Никлас. Стихи энтропа показались ему довольно бестолковыми, лишенными содержания. – Ладно,
Кабинет хозяина находился неподалеку, за плавным поворотом коридора. Над дверью светилась хемилюминесцентная лампа, а под ней стоял «Нептун», так что свет отражался от его полированной макушки. Негэнтроп был мрачен и с подозрением таращился на Никласа всеми тремя зелеными глазами.
– У нас в гостях друг хозяина Леонида, – радостно сообщил «Хаос». – Возликуем же, коллега.
– Человек? – как бы себе под нос пробормотал негэнтроп и повел головой по сторонам. Ноздри его раздувались, словно он чуял нечто, недоступное нормальному обонянию, антенна в его ухе нервно подрагивала. – Что-то неладное творится с пространством, друг шефа… Нет былой стабильности в этом мире, как нет с нами и хозяина. Можем ли мы полезными быть? – «Нептун» отступил в кабинет, распахивая дверь, и еще раз огляделся в напряжении.
«Да у него нейроны с кремнием перепутались, – решил Никлас и вошел вслед за биоформой. – Очевидно, долгое пребывание в одиночестве, без всяких инструкций, пагубно влияет на них обоих. И этот тоже загадками выражается».
– Да, можете, – сказал он. – В чем проявляется «неладное»?
– Слов для этого нет у меня, – нахмурился «Нептун». – Подозреваю я нестабильность в себе самом, но что-то противоречит этому, а что?.. Неведомо мне, друг хозяина, не могу показать я пальцем на тревожное явление.
Голос негэнтропа был настолько мрачен, полон низких вибрирующих интонаций, что историк против воли вздрогнул и поспешно вызвал на сетчатку карту дома. Все было тихо, ни единого постороннего импульса не бродило в нем, не тревожило его внутренние схемы управления. Только на самом краю поля зрения мелькнуло внезапно гравитационное возмущение, где-то на одном из удаленных складов с металлами, но через миллисекунду пропало. Никлас поспешно навел фокус на подозрительную точку, однако уже через минуту был вынужден стереть схему. «Показалось, – облегченно вздохнул он. – Проклятый „Нептун“ расшатывает мою нервную систему, а товарища так уже совсем доконал».
– Но ходить коридорами страшно мне, – сказал негэнтроп. – Где хозяин Леонид-1, поведайте нам.
– С вашей помощью, друзья мои, мы это непременно узнаем, – заверил обеих биоформ Никлас и обратил наконец внимание на обстановку кабинета.
Ему здесь не понравилось: в каждом приборе, будь то банальный туннель-спектрометр или какой-нибудь нейтринный микроскоп, сквозила предельная функциональность. Ни тебе веселой голограммы на стене, ни бодрящего гамма-излучения, ни горшочка с растительной формой жизни («кактусом», по выражению древних)… Как будто хозяин занимался здесь только тем, что проводил измерения, фильтровал отчеты для Гелиодезической Комиссии, изучал научные альманахи (вон они горкой лежат, диски с «Вестником единой Вселенной») или составлял планы исследований. Отдельный масштабный экран, судя по всему, был соединен с видеоканалами от телескопов и зондов, потому что на нем стоял знакомый Никласу логотип гелиодезистов в форме легендарного космического тела, впервые запущенного человеком в космос.
– Лишь позвольте мне отыскать Леонида, и радость вернется к вам, – высокопарно заявил Никлас и осекся.
Биоформы синхронно кивнули – «Хаос» радостно, а «Нептун» неуверенно, словно он все еще тревожился о стабильности пространства. Наверное, эта забота не покидала его уже много дней, развив в его кремний-нейронной системе крайне специфическую фобию, которой, пожалуй, пока не было в психиатрических каталогах. Хотя там, кажется, перечислялось все: от эгофобии (боязни себя) до битофобии (опасения превратиться в разумный сгусток плазмы, прикоснувшись к электроприбору).
– Как помочь вам, босс? – воскликнул энтроп.
– Загрузите мне кассеты мнемографа в почтовый ящик, – распорядился историк. На полках в кабинете их лежало не меньше пятисот штук, и в них наверняка содержалась значимая информация. Если Деев не пренебрегал своей обязанностью и постоянно транслировал действия, слова и мысли под запись… – Только за последние пять лет, более ранние не нужно. С момента вашей экспансии, короче говоря.
– Это необходимо? – насупился негэнтроп. Если бы не код доступа, полученный Никласом от всемогущей Гелиодезической Комиссии, «Нептун» наверняка отверг бы притязания гостя и воспрепятствовал изъятию. Историк обрадовался, что у Геммы не было кода, иначе этот визит закончился бы частичным провалом и все равно пришлось бы обращаться к Петрову. – Велика ли уверенность ваша в целесообразности сего?
– Не спорь, брат, друг хозяина прав. А то вот придет страшное нечто из надпространства и пожрет свидетельства, каково тогда нам придется? Погибнем, братишка!
Внезапно Никлас почувствовал, как восприятие у него искажается, стеллаж и экран напротив него будто сместились относительно друг друга, теряя правильные пропорции. Но ощущение мгновенно пропало, оставив секундную растерянность. Слегка кружилась голова, и он поспешно подстроил вестибулярный аппарат. Биоформы между тем спокойно совали кассеты в почтовый ящик, втискивая их в пятое измерение – они со щелчками погружались в белесую мглу, сжатую локальной гравитацией и упакованную в ферромагнитную коробку размером с ладонь.
– Что это было? – воскликнул историк. Стесняться биоформ и скрывать ощущения он и не подумал. – Тут какие-то аномальные поля? Эксперименты продолжаются?
– Ага, – мрачно заявил негэнтроп. – Странно вашим органам чувств? Искривился взгляд ваш, друг хозяина, словно больны вы прискорбно головою?
– И у меня как будто голова закружилась, брат, – поглядел на коллегу «Хаос». – Хозяин ставил тут опасные опыты, мастер, – добавил он, обращаясь к Никласу. – Не раз сотрясалось наше жилище от напряжения в полях, а нервы стонали от перегрузки, не помогала им релаксация. Боюсь, с тех пор и возникла в стенах жилища неустойчивость, о которой толкует мой брат.
– Что ты несешь, остолоп? – осадил его «Нептун». – Вчера только неладное началось, ясно тебе? А хозяин уже восемнадцать суток, как вновь отбыл по надобности в неведомое.
«Хаос» что-то забормотал, ускорив движения руками и склонившись над упаковкой. Видимо, он стушевался, или же происшествие с пространственным возмущением подвигло его создать очередное поэтическое творение. «Нептун» еще пару секунд побуравил товарища глазами и также возобновил работу.
– Однако давно вы без присмотра тут живете. Куда, говоришь, он отбыл?