Путешествия от себя – к себе, в радиусе от центра Вселенной

Подойницына Ирина

Книга «Ангелы Патттаи» принадлежала перу Дж. Грея. В Предисловии к книге автор писал, что жизнь подростка хороша, когда есть оба любящих родителя, теплый дом, достаточно денег, чтобы начать самостоятельную трудовую жизнь. Но у всех девушек, которые давали ему интервью, были другие «start up»-ы жизни, печально заключал Грей, что меняло ситуацию на 180 градусов. Автор не считал свою книгу апологетикой альтернативного типа жизни, то есть проституции, это была просто попытка высказаться – для тех, кого и так мало слушают в приличном обществе. Всем женщинам, с которыми беседовал социолог, было около 18 лет.

Автор говорил и об историческом контексте проституции в Таиланде, что особенно интересно. Оказывается, еще в 1868 г. при короле

Раме IV был издан указ, согласно которому выделялось три категории женщин: к первой категории относились официальные мужние жены, с которыми устраивались свадьбы (они так и именовались wed wife); ко второй категории относились незарегистрированные жены, но так как они рожали детей от женатого мужчины, общество вынуждено было относиться к ним лояльно (их называли minor wife – младшая жена, или второстепенная). А вот третью жену муж покупал только для секса, она была его сексуальной рабыней. Ей можно было плюнуть в лицо и обозвать постыдным словом. Так относились и к Феодоре, и к Марии Магдалене. В 1905 году рабство в Таиланде официально отменили и «третьи жены» оказались выброшенными на улицу, проституция зацвела буйным цветом – открыли бордели. В 1930 г. проституция в Таиланде была легализована, труженицам сексуального фронта оказывалась бесплатная медицинская помощь. В 1960 году, под прессингом ООН и прогрессивного человечества, проституция в Таиланде была запрещена, то есть тихо ушла в андерграунд. Тех, кто заказывал и покупал секс, даже могли посадить в тюрьму на два месяца (вместе с теми, кто этот секс «давал»). Но в 1966 году произошел просто удивительный кульбит истории, даже не знаю, каким термином это событие можно обозначить. В 1966 г. Тайское правительство приняло законопроект, согласно которому разрешало особый вид предпринимательства, то есть оказание сексуальных услуг. Это было ответом на суровые вызовы военного времени: в Таиланде и Вьетнаме тогда дислоцировалось большое количество военных баз. Появились особые бары, переделанные из кофе-шопов. На американском милитари-слэнге go-go бары назывались R&R , что переводилось «rest and relaxation». Эти мини-бордели процветали во время Вьетнамской войны, но и после ее завершения остались существовать. Сегодня в Таиланде насчитывается примерно 400-500 тыс. проституток.

Истории девчонок, представленные в книге, были довольно банальны. Это были девушки из бедных семей, из неблагополучных районов Бангкока, у многих были маленькие дети, которых поднимали родители, почти все девчонки употребляли наркотики. Они делились с автором книги своими секретами, например: «нельзя поддерживать длительные отношения с фарангами» (видимо, чтоб не влюбиться); «фаранги дают чаевые по-разному: от полных копеек до 200 баксов»; «почти все фаранги говорят «my wife is fat» (моя жена жирная) или « my wife is old» (моя жена старая)»; «нельзя верить ни одному фарангу, впрочем, тайские мужчины еще хуже, они не хотят работать». Одним словом, все проститутки, с которыми взял интервью социолог, были обычными несчастными девчонками, а не какими-то злыднями-монстрами: они жили без денег, без профессии и без любви.

… В последний вечер, перед отлетом Марина зашла в бар «Жасмин» к Малинии. Она вернула ей книгу и с грустью сказала: «ну что, пора улетать!» Мали была милой скромной девчонкой – почти редкостью для Патттайи. Ее женственность была такой ненавязчивой, словно она стеснялась ее. Мали казалось, что она слишком мягка и ее движения слишком кошачьи, а на самом деле это и было, с точки зрения Мари, по-настоящему привлекательным. Вот почему ей так нравилось ходить в «Жасмин», кофе здесь было, кстати, дороже, чем в Бангкоке.

– Я угощу тебя тайским кофе на прощанье, Мари.

– Спасибо, Мали. Буду очень признательна.

– И вот что хочу сказать. Ты неправильно относишься к тайским женщинам (Марина смутилась, и даже не знала, что сказать, но Малиния и не ждала ответа). Когда тайская женщина взрослеет, находит хорошую

работу, она много-много трудится, зарабатывает и мечтает об одном любимом мужчине. Ей нравится, когда он старше возрастом, повидал жизнь, умеет зарабатывать. Она будет делать для него все, абсолютно все, выполняя любые желания. Немолодые европейцы, фаранги, которым лет 60-70 прилетают в Таиланд, чтобы выбрать себе тайскую жену, они знают, как преданно она будет за ними ухаживать. Приезжай еще раз в Таиланд, поселись в Пхукете, рядом с домами, где живут семейные люди – и они раскроют тебе другую тайну Таиланда…– милая Мали улыбалась своей скромной чуть романтичной улыбкой. Она знала 35 оттенков улыбок, как все девушки Таиланда, но на сегодня, на прощанье со своей русской приятельницей Мари она приберегла именно эту улыбку.

В аэропорту Бангкока Марина позвонила своему редактору Изабелле Аркадьевне:

– Возвращаюсь! – сообщила она радостно. – Задание выполнила! Жаль, конечно, что вы не позволили мне воспользоваться методом Гиляровского и перевоплотиться в образ того, кого изучаю. Я могла бы неплохо подработать в течение месяца проституткой в go-go баре «Rest and relaxation». Galaxy я бы не потянула. Но я использовала другой метод изучения обстановки и кой-какой материал я все же набрала.

– Какой же метод ты использовала? – с улыбкой в голосе спросила Изабелла Аркадьевна

– Метод спонтанного познания действительности, путем фокусированного сосредоточения на исследуемых объектах и выяснения мнения третейских судей, в опоре на исторические источники

– По-моему, ты придумала этот метод прямо сейчас. Очерк-то будет?

– Будет первая часть путевых заметок, а за второй частью придется снова лететь в Таиланд… Ну пока! До встречи! Да, название я тоже придумала – «Гавань греха».

Гибсон блок

Дождь, серый и беспросветный, как сами эмигрантские будни, вот уже третий день шел в Эдмонтоне. «А в Новороссийске сейчас такие освежающие ливни», – с грустью подумала Лидия.

Пятнадцать небоскребов в даунтауне, как будто разлинованном на авеню и стриты каким-то аккуратным школьником, были похожи в эту непогоду на темных языческих птиц, печально спрятавших голову в крылья. И только электронная реклама делала даунтаун более менее нарядным. Здесь, на 96-й стрит было так гнусно, что Лидии хотелось повеситься. Гибсон блок, этот треугольный дом-корабль, в народе прозванный «утюгом», чернел в дожде готическими стенами. Мрачнее этого здания на 96-й стрит ничего не было. Да и быть, наверное, не могло. Он, Гибсон блок, нес на себе печать порока.

Гибсон блок был знаменитым в Эдмонтоне приютом для стрит-вумен, проще говоря, для канадских проституток, оказавшихся без крова и без гроша в кармане. Здесь этих женщин пытались немного «подремонтировать», а для начала давали постель и стакан чая, меняли грязные шприцы для наркотических инъекций – на чистые, спасали от самоубийства.

Лидия лежала в комнате №402 на узкой неудобной кровати, рядом же, на соседнем лежбище вздрагивала от липких кошмаров принявшая наркотики индианка. «А у нас в Новороссийске наркотики, слава богу, не легализованы… И у нас нет таких драных некрасивых жриц любви…», – размышляла Лидия.

Как же было невыносимо в этой чистенькой «камере» под номером 402! Невыносимо – несмотря на то, что из окна были видны извилистая река Саскачеван и православная греко-кефальная церковь, в которую приходили на службу русские эмигранты в Канаде. Но никакого умиления в измученной душе Лидии эта церковь не вызывала. Во-первых, потому, что у нее всегда было свое ностальжи, глубоко интимное, глубоко спрятанное вовнутрь, и оно никогда не возникало автоматически, по заказу: «увидел церковь – загрустил». Нет, все было сложнее и противоречивее в ее душе. И, во-вторых, эта церковь была слишком эклектичной: в ней священнослужители ходили в немыслимых розовых рясах и говорили на ломаном русском.