Путешествия по Африке

Юнкер Василий Васильевич

Ввиду приближения моего окончательного отъезда я задумывался над тем, чтобы доказать Ндоруме разными подарками свою признательность за его в общем ценную поддержку. Для тех двадцати пяти вождей, которых он сам назначил, я велел специально сшить одежду. У туземцев одежда оценивается, примерно, как двойное количество ткани, употребленной для этой цели. Поэтому выгоднее иметь в запасе арабские штаны и рубахи. Негритянские солдаты и слуги нубийцев быстро обучаются шитью, и я организовал из нескольких моих базингов портновскую мастерскую, в которой шили также и мои слуги. Через несколько недель было готово 100 костюмов, вожди получили обещанное и сверх того немного ниток с иголками различной величины для сшивания их материала из коры. Ндорума же получил лучший костюм с пестрым шарфом, головным платком и египетской феской (тарбуш), затем русскую крестьянскую одежду, простую материю (тир-ка и трумба), рубаху, чулки, красные башмаки, кинжал и еще другие мелочи. Он доставлял мне по временам телебун, немного маиса, в виде исключения бананы, термитов и кунжут, теперь созревший, из которого я велел выжимать масло для

кухни и для моей лампочки. Но и другие продукты делали теперь наш стол более разнообразным. Кур и тыквенные семечки я привез с собою, огород давал кое-что, и даже запасной, до сих пор тщательно хранимый провиант был затронут. К тому же охота, значительно облегченная выжиганием травы, часто бывала успешной. То Ндорума посылал мне бедро убитого буйвола, то Фараг’Алла приносил антилопу или цесарок. Мы снова стали получать молоко, так как небольшое стадо коз увеличилось за время моего отсутствия на одного козленка. Но в виду излишков прочего питания я велел про запас переработать молоко в сыр для последующих времен. Меня много занимал молодой шимпанзе, пойманный в это время. Он был при поимке ранен в руку и голову; раны его позже зажили, но один палец пришлось удалить. Мой новый подопечный находился большей частью в непосредственной близости ко мне, и его детски-человеческое поведение было зачастую поистине трогательным. С детским любопытством он наблюдал за моими занятиями. Когда я открывал ящик, он подбегал, заглядывал туда, обнюхивал и ощупывал отдельные предметы. Затем он снова сидел спокойно, осматривая свои раны, отгонял здоровой рукой, совершенно по-человечески, мух и ногтем указательного пальца удалял гной и струпья с поверхности ран. Однажды неблагодарный внезапно исчез. Очевидно, зеленые заросли Уэре непреодолимо влекли его в родные места. Сейчас же начались поиски, и он был обнаружен на ветвях дерева. В наказание и чтобы затруднить бегство, я велел ему к шее привязать палку, имеющую форму «шебба», шейного ярма, которое должно было предотвратить побег. Однако, несмотря на это препятствие, он сделал еще одну попытку к бегству. Полагая, что за ним не наблюдают, он пошел, поднявшись на ноги и опираясь на здоровую руку, вышел из ворот, часто при этом боязливо оглядываясь. Так как он шел медленно, его вернули, после чего я гневно накричал на него и побил его записной книжкой. На мгновение он казался сконфуженным, потом с визгом поднял руку на меня, но быстро отдернул ее назад и успокоился.

Любопытной фигурой был арабский дервиш ^{61} , должно быть, из Мекки, появившийся у Ндорумы незадолго до моего возвращения. Он приходил несколько раз с Ндорумой ко мне. Он умел посредством фокусов эксплуатировать в свою пользу суеверие туземцев; Ндорума также порядком боялся и соглашался с требованиями «святого мужа», бывшего непрочь добыть рабов. Тот утверждал, что способность творить «чудеса» он получил от аллаха. Он, например, показывал, будто извлекает из острия ножа капли воды, и хотел, растерев их с маслом и шерстью, всучить мне в качестве снадобья против всякого рода болезней. Чтобы укрепить людей в вере в его чудодейственную силу, он применял особые средства. Больше интереса, чем все эти фокусы, вызвал у меня полученный от этого дервиша образец дикого риса (Oryza punctata). Дикий рис, широко распространенный в северных тропических областях Африки и достигающий Сенегам-бии, мало отличается от культурных сортов. Он часто встречается в северных областях во время дождливого сезона, но туземцы не умеют извлекать из него никакой пользы. Он имеет грязновато-серый цвет и с трудом разваривается, но вполне съедобен.

Бондорф, уехавший с Кипой по приглашению Сасы, писал мне, что владения последнего находятся гораздо дальше, чем мы предполагали, и что поэтому он сможет возвратиться лишь к Новому году. Это побудило меня ускорить мой отъезд от Ндорумы и выехать со всем багажом навстречу Бондорфу в лежащий на юго-западной границе владений Ндорумы район к вождю Мбиме. Необходимо было использовать сухой сезон, к тому же я боялся, что при возможном начале новых военных столкновений Ндорумы с Мбио труднее станет собрать носильщиков. Я постепенно подготовлял свой багаж к отправке, упаковывал и перевязывал его мокрыми ремнями из шкуры буйвола. Когда они высыхают, они держат прочно, как обруч. Во время этих работ я в середине декабря снова испытал несколько легких приступов лихорадки. Избавившись от них при помощи хинина, я начал страдать от чесотки, которая мучила меня в последующие годы. Втирания масла с солью приносили временное облегчение. Другую чувствительную неприятность причиняли блохи в это сухое время года. Несмотря на чистку, подметание, обрызгивание земли водой, я не мог от них избавиться. Лишь последующий опыт научил меня успешно с ними бороться. Я заметил, как замечал и впоследствии, что блохи привязаны преимущественно к одному месту. Например, я почти их не видел в стране Макарака, встретив их только в отдельных местах. Мой слуга Фа-раг’Аллаутверждал, будто их распространение зависит от рода травы, которой покрыты хижины. Другие путешественники, побывавшие в соседних со мною областях, утверждают, что они там никогда и нигде не страдали от блох.

Шестнадцатого декабря я ожидал затмения луны, но когда луна взошла, затмение уже почти закончилось, и я увидел лишь узкую затемненную полосу. Я продолжал вести метеорологические наблюдения до конца месяца. Показания приборов снимались и записывались по-прежнему, по воскресеньям даже ежечасно. Сухой период, особенно декабрь, отличался восточными и северо-восточными ветрами, дувшими преимущественно днем, тогда как вечером наступал штиль. Температура воздуха доходила в полдень до 32–33 °C в тени, но все же ртуть за ночь опускалась до 15 °C. Ночью часто выпадала обильная

роса, реже появлялись туманы. 8 декабря утром был такой туман, что на тридцать шагов ходьбы нельзя было ничего разглядеть. Небо по вечерам было безоблачным. Только 20 декабря и 1 января явились редким исключением, когда небо уже с утра покрылось тучами, но дождя так и не выпало.

К Рождеству свыше 100 тюков были упакованы и стояли готовыми к отправке. Багаж, по прошествии года, значительно уменьшился. Много зерна из Дем-Бекира, изрядное количество хартумских сухарей, тяжеловесный сахар и многое другое из провианта и снаряжения было уже использовано, так что для транспортировки оставшихся предметов требовалось меньшее число носильщиков. Большую часть я отослал прямо к вождю Мбиме, куда думал впоследствии направиться, чтобы познакомиться с северо-западными районами Ндорумы.

Двадцать девятого декабря ушли, наконец, носильщики с резервным грузом под надзором Фараг’Аллы, с которым я послал Бондорфу указания и список тюков багажа. На радостях по этому поводу я подарил Ндоруме еще некоторые вещи и среди них большое складное кресло. Он получил также козла, так как собирался завезти коз из области Бахр-эль-Газаль. Мне же это животное было ни к чему, так как подрастал молодой козлик. Наконец, я подарил ему петуха, так как эта важная птица была еще достаточно редка в этой области. Последний день 1880 года я провел в писании писем родным.

Глава XVI. От Ндорумы через страну амади к абармбо и назад к амади

Назначенный на 1 января 1881 года отъезд от Ндорумы неожиданно задержался на один день вследствие прибытия князя Сасы. Он, примирившись с приказчиками Рафаи и узнав о поездке Бондорфа к Кипе, прибыл сюда и спешил дальше на запад, чтобы лично сделать распоряжения в его вассальной области. Он был братом Тикима, отца Земио, находился уже давно в оживленных сношениях с нубийцами, научился арабскому языку и, как Земио, принял внешность нубо-араба, так что только по лицу можно было судить, что он занде. Саса был значительно старше Земио. Он выступал с достоинством и своим обликом и предупредительностью вызывал доверие. Эта встреча была для меня тем более желательна, что я намеревался тогда оставить в области Сасы запасный груз под надзором Кипы. Я угостил его, и он остался на ночь в хижине Бондорфа. Он проявил интерес ко многому, осмотрел с удивлением огород и собственноручно собрал немного семян. С особенной гордостью я преподнес Сасе большой огурец и несколько редисок.

Рано утром, при густом тумане, Саса отправился по прямой дороге к Мбиме. Я же через некоторое время взял направление на северо-запад к вождю района, Тото, брату Ндорумы. Князь проводил меня немного, и мы расстались в добром согласии.

Бросив прощальный взгляд на станцию, я вышел в путь. Дорога к Тото шла приблизительно в том же направлении, по которому я в свое время пришел от Коммунды к Ндоруме, но на сей раз больше на запад. Мы перешли через речку Бикки еще ближе к ее истоку; она образует границу между округом Тото и областью, непосредственно управляемой Ндорумой. На этом участке пути мы встретили поля дурры, которую вообще редко разводят в южных и ньям-ньямских странах, и небольшие рощи бананов. Нам встретилось мало рек, хотя как раз этот район достоин внимания как область истоков больших рек, ибо на северо-западе берет начало Мбому, на юге Бикки, приток Суе-Джур, на западе Дума, самый большой приток Уэре. Хижины Тото были расположены непосредственно на водоразделе малых притоков Бикки и северных притоков Уэре, так что я в первый день пути еще раз оказался в отдаленных участках бассейна Нила, тогда как в последующие дни мы пересекали только притоки Уэре.

Охота на саранчу

Вследствие недостатка носильщиков мне пришлось задержаться на один день у Тото. Затем я отправился дальше в юго-западном направлении, а в последние два дня прямо на юг к Мбиме. После большого дневного перехода мы прибыли к вождю Янго. Здесь мы заночевали и 5 января достигли местожительства вождя Балиаги. Дорога, во второй ее половине, проходила по низменной, холмистой, обильно орошенной местности, где перемежались болота и ручьи с чистой водой с террасовыми лесами. Неожиданно меня там встретил мой слуга Дзумбе, которого послал Бондорф и который, узнав у Мбимы направление моего пути, поспешил мне навстречу. Сообщения Бондорфа, однако, были для моих ближайших планов неободряющие, так как много малых вождей Сасы пока еще не желали подчиняться Кипе. В стране — докладывал Бондорф — царят недовольство и разлад, и Кипа с трудом сможет достать носильщиков. Дзумбе сообщил далее, что только часть нашего багажа доставлена от Ндорумы к Мбиме, многое еще находится в дороге, и Фараг’Алла снова испытывает затруднения с носильщиками. Получив эти известия, я поспешил прямо к Мбиме, не выполнив своего намерения посетить Мбеллеби, одного из братьев Ндорумы.

Я уже раньше узнал кое-что о судопроизводстве и наказаниях у азанде. Теперь я случайно имел возможность лично убедиться, что за совращение женщины, за измену отсекали различные части тела, например пальцы. Подобному наказанию подвергся, в частности, азанде, который привел ко мне Дзумбе. У него были отрублены все десять пальцев. Подобные наказания были раньше более частыми, но я имел еще много случаев видеть эти увечья. У азанде это наказание применяется также за воровство, благодаря чему последнее случается здесь редко. И действительно, меня азанде никогда не обкрадывали, в противоположность мангбатту и абармбо. Уши, нос, даже губы также отрезаются в наказание или из мести, но отсечение пальцев практикуется чаще всего. Мужчины при этом большей частью лишаются всех трех суставов пальцев, тогда как женщины обходятся зачастую потерей кончиков пальцев.