Путешествия вокруг света

Коцебу Отто Евстафьевич

Я велел сказать старцу, что мы русские и их друзья, пришли сюда единственно для снабжения пресной водой и просим его отпустить нам несколько оленей. Долгое нужно было время, чтобы толмач мой успел перевести эти слова; наконец старец его понял и обещал позаботиться о доставке оленей, однако старался растолковать, что на это понадобится несколько дней, поскольку оленей надо пригнать издалека. Так как матросы со времени отплытия из Чили редко получали свежее мясо, то я был крайне обрадован обещанием старца и щедро одарил его; хотя он принимал все охотно, но изъявлял сожаление, что не в состоянии достойным образом одарить меня.

Я уверял его, что не желаю ничего, как только чтобы он принял мои подарки, но он с прискорбием кивал головой и дал

какое-то приказание одному из своих людей, который стремглав побежал в шалаш, возвратился и положил к моим ногам шубу, но я решительно остался при своем намерении ничего не принимать. Затем прочие чукчи, как мужчины, так и женщины, начали вылезать из своих шалашей, сели в кружок около нас и рассматривали с большим любопытством.

Одна молодая женщина по повелению старца поднесла мне чашку с китовым жиром, который я, однако, никак не мог есть, потому что от первого угощения сохранил непреодолимое отвращение к этой пище. Я приобрел высочайшую доверенность и благорасположение женщин, когда роздал им бисер и иголки; последние они именуют «тетита». По вторичному приглашению старца я вошел в его шалаш, в котором господствовала ужаснейшая неопрятность; на огне стоял большой медный котел, шалаш был перегорожен растянутыми кожами на несколько отделений, в которых находились сделанные из мехов теплые постели. Чайник и разная другая домашняя утварь доказывает, что они ведут торговлю с русскими. Время было уже довольно позднее, когда мы оставили их шалаши, сопровождаемые чукчами, часто повторявшими слово «тарома», которое они употребляют как для приветствия, так и при прощании.

Основываясь на приобретенном мною знании чукчей, я не могу согласиться с мнением, что лица у них длиннее обыкновенных азиатских; у всех видны большие выдающиеся скулы и маленькие китайские глаза; если головы у иных не совсем похожи на азиатские, то это происходит, может быть, от близкого соседства русских. Бороды у них нет, как и у прибрежных американцев; вообще я нахожу незначительные различия между этими двумя народами и склоняюсь считать их происшедшими от одного племени. Чукчи, которых мы видели, были крепкого сложения и выше среднего роста, – такими я нашел и американцев; одежда и в той и в этой стране совершенно одинаковая, с той только разницей, что американцы опрятнее, да и изделия их, казалось, выработаны с большим искусством и изяществом.

Наш живописец с большой точностью изобразил одежду этих народов. Их оружие состоит из луков, стрел, ножей и копий. Они имеют ножи трех родов: первый, длиной в аршин, носят в ножнах, на левом боку; другой, немного короче, прячут под одеждой на спине так, что рукоятка видна на один дюйм выше левого плеча; третьего рода ножи, длиной в полфута, засовывают в рукав и употребляют только для работы. Женщины татуируют себе лица и руки. Мы заметили как здесь, так и на противолежащем берегу, что тут господствуют глазные болезни; причиной этому, вероятно, должна быть продолжительная зима, ибо на открытом воздухе глаза помрачает блеск снега, а в юртах вредит копоть от масла.

21 августа. Вчера велел я сделать все приготовления к поездке, которую вознамерился предпринять для осмотра бухты и для выяснения ее протяженности на W. Но утром погода была весьма дурная, а когда около полудня прояснилось, то нас посетили на шести байдарах жители деревни Нунягмо (к которой приставал некогда Кук) со своими женами, Прежде чем пристать к кораблю, они несколько раз медленно объехали вокруг него, распевая песни; на каждой байдаре один из чукчей бил в бубен, а другой плясал под эту музыку, делая движения руками и всем телом. Наконец, они все взошли на корабль (исключая женщин, из которых только одна взошла на шканцы и была зарисована).

Не обнаруживая ни малейшей недоверчивости, они обнимали матросов и с ними пели и плясали; я велел поднести им по чарке водки, которая еще более увеличила и без того уже веселое расположение духа чукчей. Один из них имел совершенно русское

лицо, и некоторые из нас были того мнения, что он действительно русский, но не хотел только в том открыться; он отличался от прочих большой бородой, которую, однако, без всякой боязни дал обрить одному матросу. Я объявил гостям желание видеть на берегу их пляски, поскольку на корабле из-за тесноты это было неудобно; чукчи оставили «Рюрик» с радостными криками, чтобы сделать на берегу нужные приготовления. Я должен здесь заметить, что чукчи и американцы, которых мы видели, отличаются от всех прочих северных народов постоянно веселым расположением духа.

В 3 часа пополудни, вооружась как следует, мы на трех гребных судах отправились к берегу. Жители деревни Нунягмо расположились на низменном месте недалеко от шалаша вышеупомянутого старца; их байдары были вытащены на берег и поставлены в одну линию, так что могли служить некоторой обороной против какого-либо нападения; за этой же линией расположено было их оружие в наилучшем порядке. Вероятно, у них эта предосторожность взята за правило из-за непрестанной войны, которую они ведут как между собой, так и с американцами. Они вышли навстречу нам и просили сесть на звериные кожи, разостланные напротив байдар; перед началом плясок я одарил женщин иголками и бисером, а мужчин листовым табаком.

Затем был открыт бал танцем соло: старая, неопрятная и до крайности безобразная женщина выступила на сцену; не сходя с места, она делала самые странные и утомительные телодвижения, ворочала глазами и была столь искусна в кривляньях, что рассмешила всех зрителей. Музыка состояла из бубнов и многоголосного пения, которое, однако, для европейского уха не могло быть приятно. Потом поодиночке выступало несколько мужчин и женщин, но никто не мог достигнуть до совершенства старухи. В заключение было показано зрелище иного рода: 12 женщин, сев одна подле другой в полукруг, спинами внутрь, пели и старались движениями рук и тела выразить содержание песни. По окончании этого увеселения отправились мы на корабль.

22 августа в 8 часов утра мы оставили при ясной погоде и умеренном SO-ветре «Рюрик» и, пройдя на баркасе и байдаре 12 1/2 мили, около полудня достигли находящегося на южном берегу залива Св. Лаврентия мыса, у которого оканчивается опись вице-адмирала Сарычева. Здесь я решил остановиться для определения полуденной высоты Солнца и нескольких углов.

Мы нашли широту 65°43'11'' с. Склонение же компаса было 23° О. На мысе мы увидели нескольких людей, которые собрались было обратиться в бегство; мы поспешили остановить их несколькими подарками, а они, к нашему удовольствию, отдарили нас 16 дикими гусями и двумя тюленями. Мы не теряли ни одной минуты. Каждый матрос сделался поваром, и пяти гусей было достаточно, чтобы нас насытить; остальные оставлены для товарищей на «Рюрике». Берега этого залива не заселены, но посещаются чукчами для звериной ловли. Казалось, что гуси пойманы были силками, а тюлени убиты из лука. Эти добрые люди, осмотрев нас и удовлетворив тем свое любопытство, продолжали путь на восток к входу в залив. Мы, подкрепив силы хорошим обедом, предприняли дальнейшее плавание к NW, куда залив простирался между высокими цепями гор. Поскольку наши суда были нагружены, мы не могли поместить в них тюленей и оставили их на берегу до возвращения.

Пройдя три мили, мы достигли двух высоких и утесистых островов, обитаемых одними морскими птицами. Лежавший на востоке остров, имевший около трех миль в окружности, я назвал о. Храмченко, по имени моего старшего штурмана, а меньший, находившийся на западе, о. Петрова, по имени второго штурмана. До этого места было более 20 саженей глубины, а между островами только 12 саженей. Когда же мы прошли мимо островов, то глубина постепенно уменьшалась до 8 саженей, грунт повсюду ил; здесь вода совершенно спокойная, и корабли могут стоять около самого берега, что бывает весьма выгодно в случае каких-либо починок; здесь никакой шторм не может вредить кораблям.