Путеводитель по картинной галерее Императорского Эрмитажа
Шрифт:
В смысле костюмов и обстановки “средневысшего сословия” в дни короля-солнца — нет лучшего материала, нежели картины Терборха. В сущности голландский характер здесь тонет почти всецело в том общеевропейском, иначе говоря, “парижском” облике, который приняла и голландская жизнь с 1650-х годов и который она не покинула даже в период ожесточенных войн с французами. Моды на картинах Терборха — французские, жесты и манеры французские, мебель, посуда — и та не имеет ничего специфически голландского. Даже романсы, которые поют его концертирующие господа и дамы, вероятно, те самые, которые пела его сестра Гезина: какая-нибудь “gavotte d'Anjou” или “Petit sot de Bordeaux”.
Но живопись Терборха не французская. Лишь в XVIII веке французы, усердно изучая голландских корифеев, приобрели способность хоть отчасти подойти
Эрмитаж обладает тремя знаменитыми шедеврами мастера : “Бокал лимонада”, “Деревенский почтальон” и “Урок музыки”.
Герард Терборх . Бокал лимонада. 1660-е. Холст, масло, переведена с дерева. 67х54. Инв. 881. Из собр. императрицы Жозефины, Мальмезон, 1814
Первая картина, к сожалению, пострадала в своей композиции, благодаря тому что ее когда-то (до поступления в Эрмитаж) урезали со всех сторон: погибли при этом вверху люстра и сбоку стул с собачкой на нем. Зная, с каким исключительным мастерством Терборх изображал животных, можно особенно пожалеть об исчезновении последней. Но и то, что осталось — все главное, — прекраснейшая картина.
В сущности, магия этой картины необъяснима. Анекдот ее самый обыденный. Молодой даме, нехорошо себя чувствующей, поклонник ее готовит лимонад под участливым взором почтенной маменьки. И однако глаз не устает разглядывать эту сцену — и то любуешься совершенной жизненностью голов (особенно взглядом и легкой усмешкой кавалера), то переходишь на “околичности” и восхищаешься передачей костяного ножичка, лимонной корки, складчатых панталон офицера, его чулок, его засаленного башмака, позумента на юбке “больной”, мягкого сверкания ее палевой кофты. Наконец, восхитителен и общий тон; глубина тонущей в сумраке комнаты (обыкновенно источник света у Терборха впереди — в противоположность Мирису, Гооху, Вермеру и другим, любившим изображать окна, из которых льется свет).
Теми же чертами обладают “Деревенский почтарь”, где сочетание красок более смело, и “Концерт”, или урок музыки, где опять бесконечное наслаждение доставляют все “суетные” подробности туалетов. Наконец, верх совершенства техники представляет из себя белая атласная юбка на “Полученное письмо”, встречающаяся на многих картинах Терборха и доставившая ему наибольшую популярность. Та же “спина” фигурирует и на берлинской картине “Die V"aterliche Ermahnung”, удостоившейся подробного, но, увы, ошибочного комментария Гёте. [153]
153
Кроме этих картин, Эрмитаж обладает миниатюрным тонким портретом какого-то еврея-скрипача и картиной несколько “табажийного” характера “Шинкарка”, в которой Терборх является предшественником аналогичных сюжетов Ланкре.
Герард Терборх . Скрипач. Дерево, масло. 29х23,5. Инв. 882. Из собр. Троншена, Женева, 1770
Метсю, Габриэль
Лейденский художник Габриэль Метсю (1630 — 1667), которого пытались охарактеризовать как “буржуазного Терборха”, является на самом деле лишь двойником
Эрмитаж обладает двумя известными на весь свет картинами Метсю; “Завтрак” и “Больная”.
Габриэль Метсю . Завтрак. После 1660 г. Дерево, масло. 55,5х42. Из собр. императрицы Жозефины, замок Мальмезон близ Парижа, 1815
На первом очарователен подбор красок: белой, синей, грязно-желтой (на роге), кровяной (на скатерти), оливковой (на кавалере) и коричневой (на столе).
Габриэль Метсю. Больная и врач. 1660-е. Холст, масло. 61,5х47,5. Инв. 919. Из собр. Жюльена, Париж, 1767
Вторая картина еще замечательнее по своему светящемуся серебристому холодному тону, в которой передано печальное настроение болезни. Эта картина имеет более, чем многие другие, характер чего-то редкого, драгоценного. В подписанной картине, изображающей “Пир блудного сына”, тон менее богат, что указывает на ее принадлежность к раннему периоду. Горячая в красках, сложная по композиции картина “Семейная пирушка”принадлежала бы несомненно к шедеврам мастера, если бы она не носила таких грустных следов разрушающего времени и неудачной реставрации. Остальные произведения Метсю в Эрмитаже — “Дуэт”и “Швея”— менее значительны; пятая же картина, хотя и снабжена подписью, но вызывает сомнения в своей оригинальности.
Лоо, Якоб ван
Тремя годами старше Терборха был разносторонний художник Якоб ван Лоо, уроженец Слейса и ученик Темпеля. Его произведения очень редки, быть может потому, что некоторое время он занимался стаффажем — “населением” пейзажей своих товарищей фигурами. В 1662 году он переселился в Париж, где сделался членом Академии по портретной живописи и где он и умер в 1670 году. Его потомки, хотя и менее даровитые, нежели он, достигли всемирной славы.
В Эрмитаже Я. ван Лоо представлен двумя очень значительными жанрами, из них “Концерт” носит определенно французский характер. Картины, подобные этой, должны были произвести большое впечатление на Ватто: пейзаж и гитарист в нашей картине являются даже как бы “источниками” великого француза. Но нужно сознаться, что последователь превзошел своего предшественника как в смысле психологическом, так и в смысле чисто живописной красоты. Приятнее, мягче в тоне забавная сценка “Снисходительная старушка”, изображающая двух развязных кавалеров, навестивших дом почтенной старушки — матери привлекательных девиц. Кроме грациозно рассказанного анекдота, картина замечательна по своему безукоризненному рисунку и тонкой светотени. Костюмы кавалеров принадлежат к 1650-м годам.
Семья Мирис
Четыре художника носят фамилию Мирис. Три из них представлены в Эрмитаже достоверными картинами, четвертый же — картиной сомнительного характера. Однако нас может интересовать лишь старший в этой семье, Франс Мирис, сверстник Метсю (1635 — 1681), тогда как трое других принадлежат к скучным, ремесленным эпигонам Доу. Впрочем, и Франс был учеником Герарда Доу и даже сохранил на всю жизнь особенность своего учителя — чересчур определенную краску и кукольность. Но к этому Мирис сумел прибавить черты, которые он высмотрел у более даровитых товарищей: яркий свет, известное понимание уюта, большое мастерство в передаче околичностей.