Путеводитель по оркестру и его задворкам
Шрифт:
Чтобы разобраться в столь сложной конструкции, надо немножко налить. Дело-то для меня новое. И вот так потихоньку, клапан за клапаном, рюмка за рюмкой, я постигал причинно-следственные связи в этом устройстве. Клапанов на бас-кларнете, должен вам сказать, довольно много.
Причину я в конце концов нашел. У одного клапана порвался металл, и он отогнулся настолько, что угла хода не хватало, чтобы закрыть клапан на другом конце инструмента. В процессе глубоких размышлений стало понятно, что клапан можно вернуть в первоначальное положение. Но это движение надо очень точно рассчитать, потому что попытка
У меня все получилось, и до конца гастролей Боря успешно играл «Щелкунчика» по два раза в день.
P.S. Кстати, на всю работу ушло меньше литра виски. Не сомневаюсь, что услуги американского мастера стоили бы дороже, а делал бы он, безусловно, дольше.
Изобрел это кошмарное изделие и довел до ума в начале 30-х годов XIX века тот же самый Адольф Сакс, который десятью годами позже подарил миру саксофон. В 1836-м бас-кларнет уже был использован Мейербером в «Гугенотах». И началось его победное шествие по симфоническим оркестрам мира и музыкальным произведениям, в которых он и по сей день продолжает пугать детей и старушек. Вы ведь уже знаете, что если зазвучал бас-кларнет…
Немножко о саксофоне
Очень красивый и необыкновенно технологичный инструмент. Как сказал Георгий Гаранян в одном из интервью, намекая на Билла Клинтона, на саксофоне может научиться играть даже американский президент (он выразился, правда, несколько изящнее, но у меня, пожалуй, так не получится). Правда, при этом он подчеркнул, что по-настоящему играть на саксофоне может только настоящий мастер.
Рядовой Кац и знамя полка
Это был тот самый Кац, с которым мы однажды, обсуждая мировые проблемы и неоднократно закусывая, прозевали очередное токийское землетрясение и утром, несмотря ни на что, выглядели гораздо лучше своих перепуганных и невыспавшихся коллег. Собственно, про землетрясение мы от них и узнали.
Это был тот самый Кац, который неоднократно представлял за рубежами нашей родины постсоветское барочное исполнительское искусство, обладатель сладостного гобойного звука.
Так вот, этому человеку во время прохождения срочной службы доверили охрану знамени полка. Или части. Нет, он его таки сберег. Но, на мой взгляд, совершенно справедливо решил, что глуповато вот так без толку охранять никому не нужную вещь. И стал параллельно почетному долгу осваивать саксофон. За две недели он, по его словам, довольно прилично в этом деле продвинулся.
Его творческий рост прервал пришедший однажды ночью на пост полковник: «Вот, пришел проверить, кто здесь уже вторую неделю собаку мучает».
Когда Адольф Сакс сконструировал свое детище, никакого джаза еще не существовало. Саксофон занял странноватую нишу между медными и деревянными, будучи при этом в какой-то степени гибридом гобоя и кларнета, сделанным из металла.
Время от времени композиторы использовали его в, может быть, и хороших, но теперь успешно забытых операх. Хотя из оркестровой
В симфоническом оркестре саксофон используется нечасто, зато ярко. И исключительно как сольный инструмент. Из широко известных произведений XX века (я привожу самые яркие примеры) саксофон использовался Прокофьевым в «Ромео и Джульетте», Хачатуряном в «Танце с саблями», изумительно красивое соло саксофона в «Симфонических танцах» Рахманинова, Равель применил его в «Старом замке» в своей инструментовке «Картинок с выставки» Мусоргского. И, конечно, «Болеро» Равеля — произведение, более, чем какое-либо другое, достойное называться «Путеводителем по оркестру».
Возможно, это мое субъективное ощущение, но саксофон все-таки выпадает из сложившейся картины звучания симфонического оркестра. И даже не в силу ассоциативных связей с джазом. Он просто звучит на порядок громче окружающих его деревянных духовых, но при этом не воспринимается на слух как медный.
Считается инструментом симфонического оркестра, но вот родным не стал. Вот такой симфонический маргинал. И если в симфонических оркестрах при исполнении произведений с солирующим саксофоном приглашают саксофониста, то в театре на нем играют кларнетисты. Тихо чертыхаясь. Потому что играть на инструменте раз в полгода само по себе очень некомфортно. А если это еще и «Болеро» на гастролях, то и таскать на себе кучу инструментов — там у них, если не ошибаюсь, семь или восемь кларнетов и саксофонов на команду.
А таскать их, пожалуй, еще менее комфортно, чем играть.
Но до чего же все-таки саксофон хорош!
Фагот
Родственничек. Те же проблемы, что у нас, гобоистов и рожкистов: вечно сидят в паузах, склонившись поближе к лампочке на пульте, таращат глазки, точат трости. Тот же бардак на полочке, что и у гобоистов: баночки, коробочки, ножи, мелкий наждак и точильный камень, микрометр. Мусор под стулом из обрезков камыша. И недовольное выражение лица, когда надо играть, потому что самое ценное на репетиции — это паузы. В паузах можно точить трости. А играть… Что там играть — сплошная потеря времени.
Все у них знакомо — такая же трость, ну пошире, конечно, побольше. И без штифта. Сразу своим камышом надевается на длинный эс, напоминающий медные трубки тормозной системы «Жигулей», только серебристый. Он, как мичуринская веточка-прививка, втыкается в вязанку дров, коей, в сущности, фагот и является. Как и все деревянные духовые инструменты, он сделан разборным. И на том спасибо. Вес почти в семь кило никуда не денешь. А брутто с футляром и на все десять потянет. Так он на шее у фаготиста и висит тяжелым камнем. На ремне с крючком на конце. Там одного металла сколько пошло! На клапана и прочую механику. Обычная проблема — от акустики никуда не денешься. Значит, у высоких инструментов дырочки поближе друг к другу, а у низких, больших, — подальше. А руки-то у всех примерно одного размера. Вот конструкторы и выкручиваются как могут. С помощью разнообразных механических передач. Так и сидят люди с фаготами у меня за спиной, гремя клапанами.