Путеводитель вольного путешественника по Галактике (перевод С.Печкина)
Шрифт:
Фук начал терять терпение. Он оттолкнул свою записную книжку и пробормотал:
— Что это еще за мессианские замашки!
— Грядущее сокрыто от вас, — промолвило Глубокое Раздумье, — но я в своих сверхмощных цепях могу пускаться в плавание по бесконечным дельта-потокам грядущей вероятности, и я вижу, что однажды настанет день и придет компьютер, которому я недостоин даже просчитывать технические характеристики; но который мне самому суждено будет разработать.
Фук глубоко вздохнул и посмотрел на Лунквиля.
— Ну,
Лунквиль жестом остановил его.
— О каком это компьютере ты говоришь? — обратился он к Глубокому Раздумью.
— О нем я сейчас ничего не скажу, — ответило оно. — До поры. Теперь спрашивайте у меня что-нибудь другое, дабы я могло начать работать. Говорите.
Программисты посмотрели друг на друга и пожали плечами. Фук собрался и начал:
— О, Глубокое Раздумье! — сказал он. — Задача, для выполнения которой мы создали тебя, такова. Мы хотим, чтобы ты дало нам… Ответ!
— Ответ? — переспросило Глубокое Раздумье. — Ответ на какой вопрос?
— Жизни! — выпалил Фук.
— Вселенной! — подхватил Лунквиль.
— И вообще! — закончили они хором.
Глубокое Раздумье помолчало с минуту.
— Непросто, — сказало оно наконец.
— Но ведь ты это можешь?
Снова повисла многозначительная пауза.
— Да, — ответило Глубокое Раздумье. — Это я могу.
— Ответ существует? — спросил Фук сиплым голосом.
— Простой ответ? — добавил Лунквиль.
— Да, — ответило Глубокое Раздумье. — Жизнь, Вселенная и Вообще… Ответ существует. Но, — добавило оно, — мне придется хорошенько подумать.
В этот миг торжественность момента была вдруг нарушена: дверь распахнулась, и в комнату ворвались два человека в выцветших грубых синих плащах и поясах с эмблемой Зарысобанского Университета, раскидывая беспомощных служащих, пытавшихся загородить им дорогу.
— Требуем допустить! — кричал тот из этой пары, что был помоложе, целясь локтем в горло хорошенькой молодой секретарше.
— Не имеете права от нас скрывать! — хрипел старший, выкидывая младшего программиста обратно за дверь.
— Требуем признать, что вы не имеете права нас не допустить! — орал молодой, хотя он уже закрепился внутри комнаты, и никаких дальнейших попыток выдворить его не делалось.
— Кто вы такие? — спросил Лунквиль, в гневе поднимаясь с кресла. — Что вам надо?
— Я — Маджиктиз! — объявил тот, что был постарше.
— А я требую признать, что я — Врумфондель! — крикнул тот, что был помоложе.
Маджиктиз повернулся к Врумфонделю:
— Все нормально, — объяснил он ему сердито, — этого не нужно требовать.
— Отлично! — крикнул Врумфондель, трахнув кулаком по ближайшему столу. — Я — Врумфондель, и это не требование, это факт! Что мы требуем, так это факты!
— Да нет же! — воскликнул в раздражении Маджиктиз. — Это
Едва остановившись, чтобы набрать воздуха в легкие, Врумфондель крикнул:
— Мы не требуем фактов! Что мы требуем, так это полное отсутствие фактов! Я требую признать, что я могу быть, а могу не быть Врумфондель!
— Да откуда вы взялись, черт вас дери? — вышел из себя Фук.
— Мы — философы, — сказал Маджиктиз.
— А может быть, и нет! — сказал Врумфондель, погрозив программистам пальцем.
— Нет, мы философы! — настоял Маджиктиз. — Мы вполне определенно выступаем здесь представителями Объединенного Профсоюза Философов, Мудрецов, Светил и Прочих Мыслящих Людей, и мы требуем выключить эту машину, и немедленно!
— А в чем дело? — спросил Лунквиль.
— Это я сейчас объясню, коллега, — сказал Маджиктиз. — Разграничение вот в чем дело.
— Мы требуем признать, — проорал Врумфондель, — что разграничение может быть, а может не быть тем, в чем дело!
— Дело вот в чем: вы со своими машинками складываете единички и нолики, — начал Маджиктиз, — а мы занимаемся вечными истинами, и все довольны, всем спасибо. Хотите, проверьте по платежной ведомости. По закону Поиск Истины в Последней Инстанции является неотъемлемой прерогативой профессиональных мыслителей. А теперь? Какая-то дурацкая машина в один прекрасный день находит эту истину, и что — мы все летим с работы? Прикиньте сами, какой смысл сидеть всю ночь и спорить о том, что Бог может быть, а может не быть, если эта машина может наутро дать нам номер его мобильника?
— Вот именно! — крикнул Врумфондель. — Мы требуем четкого определения и разграничения областей сомнительного и неизвестного!
В этот момент в зале раздался громогласный голос:
— Позволено ли мне будет вмешаться в обсуждение? — спросило Глубокое Раздумье.
— Мы объявим забастовку! — заорал Врумфондель.
— Точно! — согласился Маджиктиз. — Вы получите всесоюзную забастовку философов!
Гудение, стоявшее в зале, внезапно усилилось: несколько дополнительных басовых сабвуферов, вмонтированных в кабинетные успокаивающей формы и концентрирующе лакированные колонки по всему залу, подключились, чтобы придать голосу Раздумья дополнительную внушительность.
— Я только хотело сказать, — произнес компьютер, — что мои цепи уже заняты вычислением ответа на Самый Главный Вопрос Жизни, Вселенной и Вообще, и остановить их нельзя. — Компьютер помолчал и, убедившись, что ему удалось завладеть вниманием присутствующих, продолжил уже тише. — Но завершение этой программы займет у меня некоторое время.
Фук нетерпеливо глянул на часы:
— Сколько? — спросил он.
— Семь с половиной миллионов лет, — ответило Глубокое Раздумье.
Лунквиль и Фук, моргая, поглядели друг на друга: