Путевой дневник
Шрифт:
Жест гостеприимства, который в итоге привел к поездке Эйнштейна в Восточную Азию, Палестину и Испанию, принадлежал Санэхико Ямамото, директору издательства «Кайдзося» (Kaizo-Sha) в Токио. Однако в том, что касается деталей приглашения, свидетельства расходятся. Как писал Ямамото 12 лет спустя, приглашение Эйнштейна в страну было следствием «внезапных идеологических перемен» в Японии между 1919 и 1921 годами, зримым символом которых оказался изданный в «Кайдзося» роман Тойохико Кагава, японского пацифиста-христианина и участника рабочего движения19. Большой коммерческий успех романа принес средства, необходимые для приглашения в Японию Эйнштейна и других выдающихся мыслителей, таких как Джон Дьюи, Бертран Рассел, Маргарет Сэнгер. Во время его визита в Токио Рассела попросили назвать трех величайших людей мира, и тот якобы ответил Ямамото: «Первый – Эйнштейн, второй – Ленин. А больше никого нет». Ямамото пишет, что тогда он проконсультировался с профессором физики Китаро Нишидой и с автором научной литературы, бывшим профессором физики Джуном Ишиварой насчет относительности, после чего принял решение выделить 20 000 долларов США на визит Эйнштейна и отправил
Налицо некая несогласованность в том, что касается инициативы и источника приглашения. В конце сентября 1921 года Ишивара от журнала Kaizo отправил Эйнштейну предложение приехать в Японию на месяц, за что ему причиталось бы 10 000 йен (приблизительно 1300 фунтов стерлингов)23. Примерно в то же самое время Кошин Муробусе пригласил Эйнштейна на три месяца, также от имени Kaizo, и предложил ему 2000 фунтов в качестве компенсации дорожных расходов и платы за серию лекций в разных городах страны. И хотя ранее в том же году в минуты усталости Эйнштейн жаловался, что ему «осточертели эти лекции о теории вероятности»25, на этот раз он согласился.
Он думал поехать в Японию осенью 1922 года. Однако в начале ноября вдруг стал недоволен предложенными финансовыми условиями: «Японцы настоящие мошенники. Они могут убраться восвояси, мне-то что. Но на таких жалких условиях я туда не поеду»26. Вскоре он совсем отменил визит, указав на формальные расхождения в реквизитах двух приглашений как причину своего решения27.
Однако всего лишь пять недель спустя Ямамото от имени «Кайдзося» отправил Эйнштейну официальное приглашение и контракт с такими вводными: шесть научных лекций в Токио и шесть лекций для широкой аудитории в различных городах Японии. Гонорар, который включал также расходы на разъезды и проживание, составлял 2000 фунтов28. В середине марта 1922 года Эйнштейн признался близкому другу и коллеге Паулю Эренфесту, что он «не в состоянии противиться пению сирен Восточной Азии»29. Вскоре после этого он написал Ишиваре, что его отъезд в Японию задерживается на месяц из-за посещения ежегодной конференции Общества немецких естествоиспытателей и врачей в Лейпциге в сентябре30. В августе Академия наук Японии приняла постановление организовать торжественное приветствие Эйнштейна, и японское правительство начало готовиться к «дружественному приему»31. Однако письмо Узуми Дои, одного из студентов самого Нагаоки в Императорском университете Токио, в котором он жестоко критиковал теорию относительности, показывает, что не всякий готов был рукоплескать Эйнштейну и оказывать ему прочие знаки почтения. Дои призывал его «вернуться к ортодоксальности, освободиться от разрушительных чар, под влияние которых [он попал], будучи молодым человеком 26 лет»32.
Во время обсуждения условий соглашения Эйнштейн частично открыл причины своего желания отправиться далеко на Восток: «Приглашение в Токио меня очень обрадовало, так как я уже давно интересуюсь народами и культурой Восточной Азии»33. Через три недели после своего приезда в Японию Эйнштейн написал статью о своих первых впечатлениях и в ней вновь заговорил о причинах, подтолкнувших его к положительному решению о поездке: «Когда от [Санэхико] Ямамото пришло приглашение в Японию, я немедленно решил отправиться в это большое путешествие, на которое уйдут месяцы. Хотя и не могу придумать никакого этому оправдания, кроме того, что я себе не простил бы, если бы шанс увидеть Японию собственными глазами был упущен. […] Для нас эта страна больше, чем все другие, окутана тайной»34.
Новость о предстоящем турне по Японии дала повод возобновить переговоры о лекциях Эйнштейна в Китае. Однако обсуждение условий буксовало, порой возникали спорные вопросы. В сентябре 1920 года Юаньпэй Цай, ректор Пекинского университета, пригласил Эйнштейна прочесть там курс лекций35. По всей видимости, Чиа-хуа Чу, профессор геологии этого вуза, находясь с визитом в Берлинском университете, лично провел с Эйнштейном переговоры от имени Цая. По его словам, Эйнштейн пообещал, что его следующее после Америки заокеанское путешествие будет иметь целью Китай. В марте 1922 года, узнав о его предстоящем турне по Японии, Чу написал Эйнштейну, чтобы возобновить переговоры. Он сообщил физику, что китайский университет хотел бы, чтобы он задержался там на целый год. Однако посольство Китая в Берлине уведомило переговорщика о том, что сам Эйнштейн объяснил дипоматам: теперь в связи с его обязательствами перед японскими слушателями у него будет время только на двухнедельную серию лекций в Пекине36. Эйнштейн уведомил также, что в свое время не мог согласиться то на финансовые условия, то на длительность пребывания, изначально предложенные. Но теперь, по его словам, обстоятельства изменились, так как финансовая компенсация со стороны Японии позволяла ему сдержать обещание, данное ранее, и приехать в Китай. В итоге он согласился на двухнедельный визит37. В начале апреля Ченджу Вей (Chenzu Wei), китайский представитель в Берлине, передал от ректора Цая предложение провести
Как неясна была подоплека визита в Китай, так оставалось неясным, как к Эйнштейну пришла мысль посетить Палестину. Приготовления встречающей стороны к его приезду тоже были довольно запутанны41. Однако в отличие от предпосылок поездки в Восточную Азию финансовое вознаграждение не играло здесь такой роли. Уже в конце 1921 года после успешной поездки в Соединенные Штаты Эйнштейн, кажется, предполагал наведаться в Палестину, где смог бы сам убедиться в активной деятельности ишува, местного еврейского населения. Но Хаим Вейцман тогда решил, что «нет пока необходимости ехать в Палестину». При этом он настоятельно рекомендовал Эйнштейну отправиться во второе двухмесяное турне по Соединенным Штатам42. О том, что Эйнштейн вновь заинтересовался идеей посетить Палестину, могут свидетельствовать документы с конца сентября 1922 года. Увидевшись с Эйнштейном в самый день отъезда последнего из Берлина в Восточную Азию, лидер немецких сионистов Курт Блюменфельд (который сыграл ключевую роль в знакомстве Эйнштейна с берлинскими сионистами) записал, что Эйнштейн принял приглашение в Палестину от Артура Руппина, директора Палестинского бюро Всемирной сионистской организации в Яффе43. Он планировал заехать в Палестину по пути с острова Ява44, на обратном пути в Берлин. Визит планировался короткий – десять дней. По словам Блюменфельда, Эйнштейн подчеркнул, что это короткое пребывание не должно «принимать за настоящую поездку в Палестину». По словам Эйнштейна, «надо ехать именно в Палестину, а не заезжать туда по пути в другие страны»45. Репортажи о том, что время запланированного визита сокращено, появлялись в прессе 6 октября и в течение последующих дней. Было ясно, что изначально задумывалась поездка с другим сценарием и что Эйнштейн вернется сюда «на несколько месяцев» после возвращения из Японии и Китая. Также указывали, что цель этой краткой поездки в том, «чтобы ознакомиться со здешними условиями», а «в частности, посетить Еврейский университет в Иерусалиме, где у него, вероятно, будет возможность прочитать несколько лекций»46.
Однако переписка об этой поездке между Эйнштейном, Вейцманом и служащими сионистских организаций шла параллельно с упомянутыми газетными публикациями. Похоже, Вейцман не знал о недавней встрече Эйнштейна с Блюменфельдом, так как предлагал первому: «Может быть, вы заедете в Палестину и могли бы на обратном пути изменить маршрут из Порт-Саида?» Поскольку Эйнштейн уже уехал из Берлина, его приемная дочь (и секретарь) Илза Эйнштейн ответила Вейцману, что родители и так заедут в Палестину, если только их не предупредили, что этого не надо делать ввиду каких-то чрезвычайных обстоятельств. По ее мнению, «они очень бы обрадовались», если бы Вейцман тоже оказался там в то же время. Она предположила, что они будут там в феврале. Но Вейцман должен был срочно поехать в Палестину в ноябре 1922 года, а затем отправился в продолжительное турне для сбора средств в Соединенных Штатах47.
Через десять дней после письма Вейцмана Руппин уведомил Сионистский исполнительный комитет о том, что узнал от Блюменфельда. Эйнштейн принял приглашение и собирался приехать в Палестину в конце февраля или начале марта. Руппин считал, что этот визит может иметь «большую пропагандистскую ценность» для Всемирной сионистской организации, особенно для проекта Еврейского университета. Памятуя о прошлом опыте общения с Эйнштейном во время турне по Америке (во время которого высокий гость уклонялся от «линии партии»)48, Блюменфельд полагал, что «абсолютно необходимо», чтобы и самого Эйнштейна сопровождал Гинзбург49, а Эльзу Эйнштейн сопровождала бы женщина, желательно Роза Гинзбург50. Таким образом, в этой поездке чета Эйнштейнов должна была заручиться покровительством официальных «теней». Что касается университета, исполнительный комитет должен был связаться с Вейцманом и выяснить у него, «какие проекты и пояснения нужно дать профессору Эйнштейну»51. Одновременно Руппин просил Вейцмана объяснить Сионистскому исполнительному комитету, «какие планы о проекте университета следует рассматривать как официальные». Это считали важным, поскольку, как полагал Блюменфельд, если никто не даст Эйнштейну никаких директив, «существовала опасность, что он станет поддерживать бессистемные мнения, которые услышит вокруг себя, а это уменьшит пропагандистский эффект турне»52.
Переговоры Эйнштейна с испанским научным сообществом о возможном приезде начались в 1920 году. По крайней мере две попытки пригласить Эйнштейна в Испанию были предприняты до его лекционного тура в конце февраля – начале марта 1923 года. В апреле 1920 года аргентинский математик Хулио Рей Пастор пригласил его прочитать серию лекций в Мадриде и Барселоне. Эйнштейн сообщил своему близкому другу и коллеге Фрицу Габеру, что он «обязательно […] должен поехать в Испанию»53. Однако поездка не состоялась. Больше года спустя, в июле 1921 года, математик Эстебан Террадас-э-Илья пригласил Эйнштейна читать лекции в Барселонском университете во время зимнего или весеннего семестров. Однако Эйнштейн отказался – в надежде, что приедет в 1922–1923 году54.
Буквально за несколько дней до того, как события приняли драматический оборот, совершенно поменявший контекст задуманного путешествия в Восточную Азию, Эйнштейн намекнул близкому другу Генриху Цангеру, что с учетом его недавней поездки в Париж и суматохи, вызванной его членством в международном комитете Лиги Наций по интеллектуальному сотрудничеству, он мечтает о смене декораций. Он признался, что «изнывает по одиночеству» и что путешествие в Восточную Азию означало бы «двенадцать недель покоя в открытом море»55.