Пути и путы
Шрифт:
Антон молчал.
– Нечего краснеть. Думать надо, а не краснеть. Придется за тебя переделывать. Все, свободен.
Антон молча вышел. Спустился к себе, взял чистый лист. Большой ржавый рубильник переключили в положение «off».
Когда вы тянете за железную рукоятку, и она не поддается, последующее усилие либо сломает рычаг, либо сдвинет его с места. Это конец борьбы. Дальше либо победа, либо поражение. Либо рычаг переключится, либо сломается и передвинуть его впредь не будет никакой возможности.
Антон завис на этом моменте.
Заявление
Ах, какой сладкий миг! Страх с удовольствием перемешались, не разобрать, что где.
Антон воспарил над моментом, как орел над озером, и обрушился. Атака. Ухожу. Рубильник поддался. Положение «off».
– Не понял, не понял. – Эдуард приподнялся на стуле с заявлением в руках. – Ты че, решил уйти, дорогой?
«Ой, только не делайте вид, будто сожалеете, и вам будет не хватать такого талантливого и яркого сотрудника. Не надо речей, что я подвожу компанию в столь трудный момент. И лекций о том, что я предаю доверие. Не надо давить на жалость. Уважайте себя, босс». – Антон приготовился защищаться от соблазнов и комплиментов.
– Ты куда собрался в один день? Две недели отходишь, как все.
Антон открыл рот, но сказать не получилось. Он приготовил совсем другие слова, теперь они не подходили. Так и стоял с открытым ртом. Что-то промычалось само по себе.
– Вздумаешь фыркать, я тебе такие характеристики нарисую, что ты не только в нормальное место не устроишься, вообще улицы подметать пойдешь. С волчьим билетом вылетишь, понял меня?
Надо что-то отвечать. Нельзя больше молчать. Антон, черт возьми, ты понял его?!!
Отвечай!
– А не кажется ли вам, Эдуард, что вы забываетесь? Я бы на вашем месте не был столь словоохотливым. Вы уже не с сотрудником разговариваете, и я ничего не должен. Так что попридержите язык, Эдик. – «Эдик» прозвучало как настоящее обзывательство.
– Ты как разговариваешь? – у босса вдруг появился акцент. – Если не сотрудник, думаешь, можно мне хамить? Ты кто такой вообще? – Он вышел из-за стола, загородив окно плечами. В комнате потемнело.
– Ты мне угрожаешь? Че ты можешь? Ничего! Презентацию даже сам сделать не можешь, а еще…
Эдуард ударил. Это была пощечина от стодвадцатикилограммового самбиста.
Антон повалился на стулья у стены, выстроенные в ряд для больших делегаций. Бедолага упал на сидушки и сполз на пол. Мягкие спинки защитили голову.
Эдуард спрятал ударную руку за спину и замер. Не дай бог, в полицию заявит.
Через секунду Антон поднялся, придерживаясь за стену. Щека пылала, глаз слезился. Прямо было видно слезу. Чертов глаз. Вечно слезится от ветра, страха, злобы. Всегда выдает. Левый глаз плакса.
Антон стер слезу кулаком. Казалось, так выглядит брутальнее. Все лучше, чем открытой ладонью.
Эдуард сделал
– Пошел ты, – прошипел он и вышел, даже не стал возвращаться на рабочее место.
На улице вовсю светило солнце. Чирикали воробьи, кто-то просыпал перед офисом семечки, и птички бурлили на асфальте.
Как вы похожи на моих бывших коллег, но я все равно вас люблю, мышата.
Прошла головная боль. Щека перестала щипать. Глаз больше не сочился.
Все, как он представлял. Наконец попал в свою мечту. Даже не верится. Антон улыбался прохожим, шел никуда. Ноги сами привели его в парк. Купил мороженое, развалился на скамейке. Солнце ласкало обиженную щеку. Щекотно.
Не давил позор, не терзала обида, не тревожили страхи. Сердце наполнялось добротой. К прохожим, к опадающим листьям, к себе. Ты сделал это, Антон, ты ушел. Свобода! Рисуй новую жизнь. Что угодно. Дай волю фантазии, отпусти своих лошадей в галоп!
Тебя не остановить, большой, как космос. Уехху! «Я придумаю себе идеальную жизнь. Ту, о которой всегда мечтал. Наполню ее только тем, что сам считаю важным. Никакой шелухи. Теперь-то я знаю, как надо. Никаких компромиссов. Никаких торгов. Только то, что я действительно хочу, что мне действительно нужно. Ни секунды у меня не выторгуете!
Нет ни толики сомнения во мне. Картина жизни прояснилась. Господи, я всю жизнь прожил маятником. Тяготел к чему-то и поэтому шатался из стороны в сторону. Но все в прошлом. Прощай, Антон сомневающийся. Здравствуй, Антон свободный. С работой покончено.
Счастливо оставаться, тля! Впереди новая жизнь. Теперь-то я сделаю все сам. Я знаю, как надо. Как же хорошо на душе. Хочется поделиться с кем-то радостью.
Моя бедная Анечка, как же она настрадалась от меня. Скорей бы ее увидеть, поделиться счастьем, а то замучил ее своей кислой миной. Как же я перед ней виноват. Перед моей милой терпеливой Анютой.
Антон заехал в цветочный, купил огромный букет. По дороге заказал в ресторане ужин на дом, шампанского. Дома все приготовил к романтическому вечеру. Нарядился в лучший костюм, натер туфли.
– Привет, – Антон встретил жену в коридоре.
– Привет, – тянула слога Анюта, – а что случилось? – она говорила медленно, будто пыталась раскрыть заговор или отгадать сложное слово в кроссворде.
– Случилось то, что я люблю мою красотку, – Антон вручил букет и поцеловал Анюту. Не позволил разуться, на руках донес до накрытого стола.