Пути, которые мы избираем
Шрифт:
Опять этот несносный сосудодвигательный центр! От него Рогову покоя нет. Снова о том же: о нервном механизме, заложенном в стенках сосудов, и о двух регуляторах — в коре и под корой головного мозга. Неужели нет средства разъединить их и каждый в отдельности изучить? Врачи спросят его: как распознавать и лечить болезни кровообращения, когда функции частей, образующих это целое, не исследованы?
Автобусы проходили один за другим, ассистент их не видел, не слышал гудков, не замечал прохожих. Так длилось до тех пор, пока бурное течение мыслей не улеглось и в них не водворился порядок. Удивительно, как это он раньше не сообразил. Есть ли что-нибудь проще на свете? Влияние коры головного мозга — этого высшего регулятора — устранено болезнью. Если вывести из строя и сосудодвигательный центр, то по новому состоянию, возникшему
В тот же день Рогов, впрыснув пятьдесят кубических сантиметров новокаина в мышцы и клетчатку парализованной руки, лишил сосуды способности воспринимать раздражения. Ни один сигнал не мог теперь следовать в мозг к сосудодвигательному центру.
Затем наступила последняя часть опыта: лишенную чувствительности руку ввели в охлажденный змеевик. И ассистент тут же мог убедиться, что предположения его оправдались — всякая деятельность сосудов полностью прекратилась.
Успех не вскружил ему голову, наоборот — он сразу же допустил, что выводы его преждевременны и, возможно, даже неверны. Ученик оказался верным манере своего учителя, Быкова, подвергать сомнению все, что кажется вначале бесспорным, не дать ошибочному суждению утвердиться. «Ничего не упускайте, — учил Павлов, — даже случайных явлений, не имеющих подчас прямого отношения к делу. Это залог новых открытий и успехов». «Пожалуй, лучше, — советовал престарелый Ламарк, — чтобы вновь открытая истина была обречена на долгую борьбу, не встречая заслуженного внимания, нежели любое порождение человеческой фантазии встречало благосклонный прием…» Слова эти принадлежали ослепшему в труде и лишениях ученому, чьи открытия не встретили достойного приема у современников. Мог ли Рогов пройти мимо них?
Мало ли какие изменения, пытался ассистент подкрепить свои сомнения, могли возникнуть в организме после кровоизлияния в мозг. Нельзя же опыты, проведенные над пострадавшей нервной системой, считать безупречными и результаты их объявлять общей закономерностью. Он не одобрил бы ученого, который позволил бы себе подобное легкомыслие. В этот момент ассистент напоминал собой защитника, который, узнав об уликах, отягощающих вину его подзащитного, спешил сообщить о них суду.
Он не успокоится, пока не проверит свое заключение на сосудистой системе здоровых людей. Друзья не оставят его без поддержки и позволят ему подвергнуть их испытанию. Не так уж будет сложно воспроизвести у них состояние, схожее с параличом, как бы отрезать руку от контроля коры головного мозга, затем новым вмешательством лишить эту же руку влияния сосудодвигательного центра и полностью таким образом прекратить сокращение сосудов.
На помощь исследователю пришли добровольцы. Они согласились рассеять его сомнения и послужить науке.
Первое же испытание подтвердило предположения Рогова. Введенный в руку испытуемого новокаин лишил кожу чувствительности, то есть способности воспринимать и доводить раздражения до коры головного мозга. Возникло примерно такое же состояние, как у перенесших кровоизлияние в мозг, — деятельность сосудов приняла примитивный характер. Вторая доза новокаина, впрыснутая в толщу мышц и клетчатки, лишала руку связи с сосудодвигательным центром — а с этим прекращались и сокращения сосудов…
Исследователь достиг своей цели: он разъединил важнейшие регуляторы кровообращения, чтобы иметь возможность изучать каждый в отдельности. У врачей не будет оснований быть им недовольными.
Факты и терпение
Рогов подвел итог своим находкам. Их было немало.
В трех этажах нервной системы складываются нормальные отправления кровеносной системы: в коре головного мозга, где контролируются отношения источника жизни к внешнему миру, в сосудодвигательном центре, расположенном в нижнем отделе больших полушарий, и отчасти в спинном мозгу. Сигнализация следует снизу вверх — от примитивных механизмов, заложенных в сосудах, через спинной мозг к сосудодвигательному центру более позднего образования и, наконец, к коре — высшему творению природы. По мере того как звенья этой цепи выходят из строя, соответственно изменяется и картина кровообращения. Живые и подвижные сосуды погружаются в примитивно однообразную деятельность, а после вмешательства новокаина, лишающего их
Каково же участие спинного мозга в управлении сосудами? К чему сводится деятельность этого посредника на пути к вышестоящим центрам? Рогов должен это выяснить, иначе его труд не будет завершен.
Размышляя над тем, как изучить влияние спинного мозга на кровеносную систему, исследователь заинтересовался состоянием больных, у которых повреждены связи между головным мозгом и спинным. В таком организме, надо полагать, единственным регулятором кровеносных сосудов становится спинной мозг.
Больную Арину Ивановну Стеблеву Рогов запомнил надолго — она много способствовала ему в его трудных исканиях.
Левая рука ее не воспринимала ни тепла, ни боли. Врачи нашли у больной разрушения в спинном мозгу. Ни раздражения, возникающие в сосудах, ни импульсы, следующие к ней из мозга, не достигали цели, тогда как сосуды правой руки легко образовывали со звучанием метронома и с чувством холода временную связь и сокращались нормально. Охлаждение левой руки вызывало лишь однообразное и слабое сужение сосудов. Медленно возникало сокращение просветов, еще медленней наступал покой. В этой автоматичности не было места приспособлению к влияниям внешней среды. Действующий механизм принадлежал организму, у которого как бы нет еще больших полушарий мозга. Сопоставив записи, сделанные кровеносными сосудами этой больной, с записями своих прежних больных, пострадавших от кровоизлияния в мозг, Рогов нашел различие. У тех уцелела нервная связь с сосудодвигательным центром головного мозга и состояние кровеносной системы было значительно лучше. Деятельность сосудов была менее стереотипна, сокращения просветов достигали несколько больших размеров. Спинной мозг, таким образом, уступал в своем искусстве управлять сосудами и коре головного мозга и сосудодвигательному центру, который у прежних больных сохранял свой контроль.
Однажды найденная истина вновь была подтверждена: все три инстанции — кора, сосудодвигательный центр головного мозга и спинной мозг, возникшие на различных стадиях развития, приспособились дополнять друг друга, чтобы общими усилиями сделать кровеносную систему совершенной…
Казалось бы, все регуляторы определены, степень участия их в кровообращении выяснена, задача физиолога решена. Рогов мог бы с чистой совестью считать проблему исчерпанной. Увы, исследователю, как и снаряду, пущенному в мировое пространство, не дано знать, где и когда его движению и взлету придет конец. Неожиданное препятствие, мелькнувшая мысль, как будто даже и неважная, могут далеко отвести его от орбиты общепринятых идей, толкнуть на деятельность, казалось бы противную здравому смыслу.
Снова ассистенту пришла на память история, рассказанная Манассеиной о спасительном щекотании ладони и подошвы больного, и он задумался: действительно ли разрушены нервные пути у Арины Стеблевой или только заторможены? Нельзя ли, наконец, пути эти проторить, снять утвердившееся угнетение? Не так уж трудно проверить догадку. Он выработает у больной временную связь на сосудах пораженной руки. Понадобятся, конечно, и выдержка, и терпение. Что ж, зато и награда будет велика.
«Надо попробовать», — окончательно утверждается в своем решении Рогов.
Полагают, что проводники между спинным и головным мозгом у этих больных разрушены, но кто поручится, что это так? Долг физиолога — указать врачам новые пути, наполнять их сердца надеждой…
Надо учиться у великих натуралистов, наставлял Рогов себя, брать пример с них. «Никогда не беритесь за последующее, — учил Павлов, — не усвоив предыдущего… Научитесь делать черную работу в науке. Изучайте, сопоставляйте, накопляйте факты… Факты — это воздух ученого, без них вы никогда не сможете взлететь… Пытайтесь проникнуть в тайну их возникновения, настойчиво ищите законы, ими управляющие…» Факты и терпение — вот что движет вперед науку!.. Дарвин разрабатывал учение о происхождении видов двадцать один год, писал книгу о выражении ощущений тридцать три года, вел опыты над земляными червями двадцать девять лет. Работы по систематике доводили его до исступления. «Описав известное число форм, как отдельные виды, — пишет он в своих воспоминаниях, — я разорвал рукопись и соединил их в один вид, снова разорвал рукопись и наделал отдельных видов, там опять соединил их — и наконец заскрипел зубами и спросил себя: за какие грехи терплю я такое наказание?»