Пути следования: Российские школьники о миграциях, эвакуациях и депортациях ХХ века
Шрифт:
Так прошла зима.
Весной 1942 года в Верхней Хаве начали собирать людей – рыть окопы. Все, кого решили забрать, сильно испугались: под снаряды отправляют! Татьяне тогда пришла в голову мысль убежать к родственнице в другое село. Прошла семь километров. Только явилась, и ее вместе с двоюродной сестрой Леной как раз и забрали на окопы.
Довезли до какого-то поселка, там уже других девушек много был о. Видимо, собирали всех вместе, чтобы отправить.
И в этот момент Лена узнала человека, который их охранял. Знакомый! Подошли, поговорили, и он их отпустил.
Вернулись обратно. Начали жить почти как обычно.
В 1943
Вскоре их пекарню восстановили, вернее, заново построили. Запахло в воздухе хлебом.
Так прошло больше двух лет.
Окончание войны было для всех величайшим праздником. Татьяна тогда возвращалась с работы, а на улицах творилось что-то неописуемое. Впервые за четыре года люди кричали от радости в полный голос, плакали, обнимались…
Во всем городе на улицах пели, танцевали, кто-то принес гармонь…
Тяжело было и после войны. Голод, разруха… Но каждый знал: самое страшное уже позади. Война закончилась!
Татьянина артель тогда работала посменно: одна смена уезжает на лесозаготовку– вторая на восстановлении, вернулась первая – и наоборот. Спали всего по несколько часов в сутки, работать приходилось много и тяжело.
Через некоторое время после окончания войны Татьяна Тимофеевна снова вышла замуж. Жил недалеко, работящий, непьющий… Просватали, выдали. Потом родились двое сыновей. Теперь она прабабушка.
Татьяна Тимофеевна говорит, что жалеет о том, что ее жизнь была именно такой. Не было детства, молодость загублена ссылкой и войной. Но все-таки нам кажется, что и ее «обычная» судьба дает ей право быть частью большой истории.
Примечание
1 Маджос в переводе с коми языка – «порог», маджа – «напорная вода перед порогом», «напорная вода во время половодья», «запруда».
«Все это было, было, было…» Судьба семьи спецпереселенцев из Нижнего Поволжья
Анна Молчанова, Анна Носкова
П. Первомайский Сысольского района Республики Коми,
научный руководитель Т.А. Попкова
О замысле работы и авторах воспоминаний
Несколько лет подряд мы, две одноклассницы, посещали школьное краеведческое объединение «Ожинка». И всегда рядом с нами была Тамара Александровна Попкова.
Нам всегда хотелось узнать, откуда у Тамары Александровны такой интерес к истории репрессий, откуда она родом, каковы ее корни. Понадобилось несколько вечеров, чтобы записать рассказ Тамары Александровны, фрагменты которого мы будем цитировать в нашей работе.
«Я родилась в 1950 году, на лесоучастке „206-й квартал“, которого давно нет на карте. Детство мое прошло в поселке лесозаготовителей, на юге Прилузского района Республики Коми. В семье было семеро детей. Отец, Александр Иванович Ичёткин, прошел дорогами войны до Берлина, расписался на Бранденбургских воротах, ия горжусь этим. Вернувшись на родину в 1946 году, стал работать мастером леса.
5 марта 1953 года умер Сталин. В стране объявили траур, а 25 марта у мамы был день рождения, ей исполнилось 28 лет. Как это водится, друзья и родственники родителей за столом пели любимые песни „По Дону гуляет казак молодой“, „Распрягайте, хлопцы, коней. Но момент оказался больно уж неподходящий: в стране великий траур, а тут песни хором. И что вы думаете? Кто-то из „доброхотов“ (кстати, и фамилия его известна) позвонил в райком партии, и отца сняли с работы, отправили в соседнюю деревню „на исправление“ – зампредом колхоза и секретарем парткома. Не важно, что в октябре того же года в его семье родился четвертый ребенок. В течение нескольких лет мы виделись с отцом только во время выходных или по случаю.
Сначала мы жили в бараке. Длинный такой, разделенный на две половины, в середине коридор, по сторонам которого шесть, а может, восемь комнат. Одну из них занимала наша семья, в других жил самый разномастный люд: бывшие труд-поселенцы, бывшие военнопленные, вербованные, приехавшие по оргнабору на заработки, местные жители. Но тогда, конечно, для меня эти люди не разделялись на категории, как-то все одинаково жили, да и разве в детстве задумываешься о таких вещах. Позднее мы жили в рубленом доме уже на две семьи, пока не построили в 1960 году собственный дом. Хочу, чтобы вы обратили внимание на эту особенность: „бывших“ не только с одного участка на другой постоянно перебрасывали, но даже в масштабах одного поселка семьи постоянно перекидывали с места на место. Думаю, это делалось для того, чтобы люди не имели ощущения стабильности, постоянства.
Я из семьи репрессированных поволжских немцев. Мою маму, Эльзу Александровну Лох, в 1930 году выслали вместе с родителями в Коми. Мама никогда не рассказывала о событиях того трагического времени. Об этом я узнала лишь со слов моей бабушки, Альвины Филипповны. Хорошо помню тот вечер (это было в начале 1970-х годов), когда мы после ужина засиделись за чаем, и почему-то бабушка решила рассказать, как раскулачивали семью, как везли из родного дома, как разрывалось сердце из-за маленьких детей… Этот разговор с бабушкой стал тогда для меня настоящим откровением. Вопросы следовали один за другим: „Какой была семья до высылки? В каких спецпоселках жили? Как выжили в тех нечеловеческих условиях?1\'»
Постепенно из рассказа Тамары Александровны перед нами возникали страницы жизни большого немецкого семейства Лох из поволжского села Орловское. Мы понимали, что это только канва той работы, которую задумали написать, и все же мы поставили перед собой цель восстановить, по возможности, недостающие звенья семейной биографии, собрать «осколки семейной памяти».
«Die Неiмат»
Село Орловское сейчас находится в Саратовской области. Бывшая немецкая колония Екатериненштадтской волости Самарской губернии была основана 7 июня 1767 года бароном Борегардом. В 1872 году в Орловском проживало 284 семьи, в середине XIX века – почти 2,5 тысячи человек, а в начале XX века в селе насчитывалось уже 6192 человека. Как видим, это было большое поселение, в котором жили российские немцы.