Пути судьбы
Шрифт:
Хотя что значили здесь ее жалкие клятвы! Хорошо еще, что рядом Луми! Благодарность теплой волной согрела ей сердце, но она, ничем не выдав своих чувств, решительно вскинула на плечо лук и молча пошла вперед.
Идти было легко, теплый воздух чуть заметно колыхался над зелеными просторами, и ни голод, ни жажда не мучили двух путников, затерявшихся в этом бескрайнем мире полей и холмов. Ручей, казавшийся Соне второй половинкой Тропы, незаметно становился все шире и шире, теперь он был похож скорее на мелководную речушку. Белые песчинки по-прежнему
Соня шла, ни на чем не задерживаясь взглядом, но вдруг какое-то едва заметное движение привлекло ее внимание. Что-то серебристое трепыхалось на узкой песчаной полосе, в двух шагах от кромки воды.
— Что это?! — удивленно воскликнула девушка, позабыв про все запреты, — Луми, смотри, какая рыбка! Или нет, это не рыбка!
Она присела на корточки, разглядывая странное существо, отчаянно бившееся неподалеку на горячем песке, да, серебристое чешуйчатое тело и красные плавники были, как у настоящей рыбы, а вот голова… Беловато-серая, мягкая и почти бесформенная, сначала она показалась девушке отвратительной, но, всмотревшись, Соня чуть не вскрикнула от удивления: да это головка крошечной лошадки на крутой изогнутой шее, а вместо гривы на ней торчит красноватый мягкий гребень, похожий на спинной плавник…
— Водяной конь… — хрипло прошептал за ее спиной Луми, — не трогай его, это очень опасная тварь! Они водятся в морях и вызывают страшные бури!
— Такие маленькие? — изумилась Соня и, повинуясь внезапно вспыхнувшей жалости, осторожно взяла в руки трепыхающееся беззащитное тельце.
— Что ты делаешь?! — завопил Луми, пытаясь выбить из ее рук крошечное существо. — Брось сейчас же! Опять ты за свое, Рыжая!
Но Соня, сомкнув руки, чтобы не уронить водяного конька, не раздумывая шагнула к воде и бросила его подальше от берега. Тихий всплеск — и ничего больше не напоминало о диковинном существе, чуть не погибшем на горячем песке.
— Зачем ты бросила его в воду? Пусть бы издох здесь, на берегу! А теперь кто знает, какие силы ополчатся на нас? — кричал мальчик, размахивая руками, и злые слезы блестели в его глазах. — Взгляни туда, Рыжая, это наверняка дело твоих рук! Что я говорил, вот оно, началось!
Там, впереди, куда показывал Луми, действительно творилось что-то странное: воздух колебался, размазывая очертания холмов, Тропа зашевелилась, словно оживая, а ручей, будто упершись в невидимую преграду, стремительно стал растекаться в стороны, затопляя низкие берега.
— Ты думаешь, это из-за меня?! — взвилась Соня. — Из-за того, что я бросила в воду эту несчастную умирающую рыбешку? Нет, Луми, хоть ты и почти что колдун, но я тебе не верю! Не верю, не верю! Или ты решил, что мы так и будем брести по зеленым лужайкам, пока не дойдем до этой пещеры? Ну, и где же она? По мне, пусть уж лучше случится что-то определенное, чем тащиться вот так и ждать подвоха от каждой травинки или лягушки. Что ты встал как вкопанный?! Тропа уходит вперед, значит,
Ее сердитые слова несколько остудили гнев Луми, и он двинулся вперед, продолжая недовольно бурчать себе под нос. Вдруг он остановился и уже в который раз полез в свою суму, что-то там нащупывая:
— Лягушки, лягушки… А взял ли я лягушек?!
— Ну вот, заладил, теперь ему эти твари понадобились! Да были, были они у тебя сушененькие, ты еще там, в огненном доме, о них бормотал. А сейчас-то зачем тебе нужны лягушки? Пойдем лучше поскорее, смотри, какой туман поднимается, еще немного — и ничего не будет видно!
Теперь уже Соня подталкивала мальчика, пытаясь заставить его идти побыстрее. Но тот шел, спотыкаясь на каждом шагу, и все рылся в своей суме. Наконец Луми с облегчением вздохнул, вытаскивая маленький холщовый мешочек, и бережно его ощупал:
— Вот они, здесь! Я так торопился, что хватал все подряд, но, если бы я их забыл, это было бы плохо, очень плохо… — Луми положил обратно свою находку и пошел рядом с Соней. Он старался не смотреть вперед, туда, где клубилась туманная пелена, становясь с каждым мгновением все гуще. Чувствовалось, что мальчишке не по себе, и поэтому он говорит без остановки:
— Гартах всегда твердил — если какое-то слово или знак тебе о чем-то напомнили, остановись, подумай и проверь, есть ли это у тебя… Если одна и та же мысль упорно бьется в голове, как птица в клетке, — это тоже знак, не пренебрегай им, иначе отвергнешь помощь богов… Вот ты сказала — лягушки, и я сразу о них вспомнил. Меня даже в жар бросило от мысли — а вдруг я их оставил!
— Ну, и что они могут, эти твои сушеные амулеты? — спросила Соня, довольная, что мальчишка наконец-то перестал ее упрекать и, не упираясь, идет рядом.
Ей тоже не нравился туман, разлившийся до самого горизонта, скрыв от глаз и холмы, и ручей, и саму Тропу. Можно было подумать, что облака укрыли землю мягким влажным одеялом. А сверху над ними, как и прежде, сияло ослепительное солнце и голубело чистое небо.
— Что могут, то и сделают, когда придется просить их о помощи! — загадочно ответил Луми.
Они стояли уже у самой кромки туманной пелены, доходившей им до колен. Мальчик присел, ощупывая тропу под ногами, а Соня напряженно вглядывалась вдаль: ей показалось, что в разрывах молочно-белой дымки мелькает что-то большое и темное, покачиваясь с боку на бок.
— Смотри, Луми, там, по-моему, кто-то шевелится! прошептала она, по привычке схватившись за кинжал.
Луми поднял голову и тоже стал всматриваться.
— Да, Рыжая, там точно что-то есть, — так же тихо ответил он, поднимаясь на ноги. — Пойдем, посмотрим! Кажется, оно не живое!
— Как не живое? Луми, не будь болваном, куда ты лезешь! Сам говорил — нельзя сходить с Тропы! — Теперь уже Соня испугалась не на шутку, видя, как мальчишка, словно зачарованный, двинулся прямо в туманное облако, не разбирая дороги.